Барбара Картленд: Доллары для герцога

— Да… благодарю вас.

— Джарвис сказал мне, что вы потеряли сознание.

— С моей стороны… это было, наверное, глупо… но я боялась, что вас… могут застрелить.

После недолгой паузы герцог спросил:

— Значит, вы беспокоились обо мне?

— Да… я была просто уверена, что они… захотят убить вас… потому что вы оказались умнее… и сбежали от них.

— Да, они отступили! — с удовольствием сказал герцог. — И мы точно ранили, если не убили, двоих из них.

Говоря это, он налил бульона Магнолии, а потом и себе.

Магнолия не чувствовала голода и пила бульон только потому, что этого хотел герцог. Она сделала всего несколько глотков и поставила чашку на столик возле кровати.

Герцог пил бульон, не спуская с Магнолии глаз, и она вдруг почувствовала какое-то странное смятение.

И одновременно, только потому, что он был рядом, был в безопасности, она ощущала непонятную радость, от которой вся каюта преобразилась, словно была залита солнечным светом.

Герцог допил бульон и произнес:

— Я даже вообразить не мог… даже в кошмарном сне не мог представить, что мы попадем в такую жуткую ситуацию! Но мы выбрались из нее, и, осмелюсь сказать, с честью; теперь мы должны выпить за наше здоровье.

И тут же появился Джарвис, который унес супницу с чашками, оставив только шампанское.

Герцог наполнил бокалы и протянул один Магнолии, а другой взял в правую руку и высоко поднял.

Их взгляды встретились, и он очень тихо сказал:

— За самую храбрую женщину, которую я когда-либо знал!

Магнолия почувствовала, как кровь приливает к ее щекам, но ответила:

— За самого… храброго мужчину… который… спас нас!

Глаза ее сияли, а черные ресницы подчеркивали белизну щек; она отпила шампанского, и сердце ее вспорхнуло, как птица, когда герцог присел на краешек кровати и посмотрел ей прямо в лицо.

— Я хотел сказать вам, — начал он, — что вы были великолепны. Мне кажется, в мире не найдется другой женщины, которая в столь жутких обстоятельствах не издала бы ни стона, ни крика, и даже ни одного протеста или жалобы.

Он говорил с такой непривычной для нее интонацией, что Магнолия почувствовала, что на глаза у нее набегают слезы.

Ей было необыкновенно приятно, что он так думает о ней, хотя только благодаря ему им удалось бежать и именно он нес ее на руках, потому что сама она не смогла бы бежать. Если бы он не был таким сильным, их бы легко схватили и сейчас они находились бы в совершенно ином положении.

— Нет, это вы… были великолепны! — повинуясь порыву, воскликнула она.

Герцог поставил бокал на столик.

— Трудно найти верные слова, чтобы передать вам мои чувства, — сказал он. — Я очень боюсь опять испугать вас, Магнолия.

— С сегодняшнего дня… мне кажется, — прерывисто произнесла она, — мне… никогда не будет страшно… пока вы со мной.

— Мне хотелось бы верить, что это правда, — отозвался герцог, — но я говорю не о страхе перед разбойниками, а о страхе передо мной!

Краска залила щеки Магнолии, делая ее еще прекрасней, и она вздрогнула, но на сей раз, как показалось герцогу, не от страха.

Он продолжал очень тихо:

— Если бы вы не были богатой наследницей и в данную минуту были еще не замужем, я бы умолял вас, если нужно, даже встав на колени, стать моей женой!

В его голосе звучали страсть и отчаяние заядлого игрока, который поставил все, что имеет, на одну карту и теперь возносит мольбу, чтобы выпала нужная.

Спустя несколько минут, показавшихся герцогу годами, Магнолия ответила:

— Если бы вы… не были… герцогом и у вас не было бы… ревнивой жены… я бы ответила… «Да».

Герцог перевел дыхание.

— А моя жена ревнива?

— Очень… очень ревнива! Она никогда… никуда… вас… не отпустит.

Герцог придвинулся ближе.

— Дорогая моя! Моя любимая! — он задыхался. — Неужели то, что ты говоришь, действительно правда?

Магнолия молчала, не в силах найти слов, и он изменившимся голосом воскликнул:

— Ради Бога, Магнолия, не играй со мной! Я так отчаянно люблю тебя, что в голове у меня все перепуталось. Но я не перенесу, если ты снова со страхом отвернешься от меня. Я сделаю все, что ты захочешь, но умоляю тебя, попробуй поверить мне.

Магнолия взглянула на него; их лица почти соприкоснулись.

— Я… верю тебе… — прошептала она. — И… и… я… я люблю тебя!

Герцог издал нечленораздельный звук, и руки их встретились.

— Это правда? — вопрошал он. — Ты действительно это хочешь сказать? Ах, моя дорогая, когда я бежал, прижимая тебя к груди, мне казалось, что я бегу навстречу нашему счастью.