Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная

— Неудивительно, что вы не привлекаете много новообращенных, — заключил жрец Сераписа. — Наш бог гораздо более реалистичен в плане человеческих слабостей. Не говоря уж об Исиде, чье милосердие беспредельно.

— Мы ожидаем мессию, призванного осуществить волю нашего Бога, — сказал Эпафродит.

— О, все ожидают Спасителя — золотое дитя, — вздохнул Мардиан. — Я как-то составил список этих Спасителей из всех известных мне верований. Кого там только нет. Некоторые, например, верят, будто это женщина, родом с Востока. По моему разумению, дело тут вот в чем: все мы сознаем несовершенство мира и полагаем, что его следует улучшить. Мы понимаем это, но осуществить, увы, не в силах. Тогда мы думаем: «О, если бы явился таинственный Спаситель и помог нам…» — Мардиан пожал своими округлыми плечами, и бахрома его туники качнулась. — Но пока он не явился, нам следует трудиться самим.

— Вы прекрасно потрудились в мое отсутствие, — сказала я. — Каждый из вас заслуживает похвалы. Ни у одного правителя нет сановников лучше.

Мысленно я решила, что все они должны быть вознаграждены по заслугам и удостоены подобающих почестей.

Неожиданно я почувствовала такую усталость, что едва могла держать голову. Но главное я уже выяснила: в Египте все хорошо.

На следующее утро, пока свежий воздух гавани вливался в мою комнату и отраженный свет играл на стенах, я пробудилась ото сна, в котором видела себя погрузившейся на морское дно: ноги и руки опутывали водоросли, волосы запутались в ветвях кораллов. В первый миг после пробуждения я пробежала рукой по волосам, чтобы освободить их, и очень удивилась, обнаружив, что они в этом не нуждаются. При всей своей странности сон был очень реалистичным.

Потянувшись, я ощутила легкое прикосновение полотняных простыней, более тонких, чем в Риме. Сон подействовал на меня благотворно, и самочувствие мое заметно улучшилось.

Я велела Хармионе и Ирас распаковать дорожные сундуки и послала за Олимпием. Мне требовались советы врача и по поводу моего собственного состояния, и по поводу здоровья Птолемея, которого продолжал мучить кашель. Путешествие брат перенес тяжело; мы оба доставили немало хлопот нашим спутникам. Правда, вчера Птолемей весь день пропадал в садах, но мне казалось, что вид у него по-прежнему больной. Однако причиной тому могла быть усталость, и я очень надеялась услышать от Олимпия именно это.

Но когда Олимпий вошел в мою комнату после утреннего осмотра Птолемея, его улыбка выглядела очень натянутой.

— Наш дорогой… — начал он, и я поняла, что дело плохо.

— Что с ним? — перебила я Олимпия, не желая выслушивать предисловия. — Что с ним неладно?

— Я прослушал его грудь, велел ему прокашляться, посмотрел мокроту. Прощупал позвоночник, суставы, изучил цвет выделений. То, что я увидел, мне не понравилось.

— И что же ты увидел?

— Застой и гниение легких. Чахотка.

И все из-за проклятого Рима! Этот римский холод, морозы, сырость…

— Такое бывает и в других местах, не только в Риме, — сказал Олимпий, как будто прочел мои мысли. — В Египте тоже немало случаев гниения легких.

— Но Рим все усугубил.

— Может быть, и нет. Но теперь Птолемей вернулся домой. Люди приезжают в Египет за исцелением.

— Как ты думаешь, может он выздороветь?

— Я не знаю, — ответил он. — Если бы ты была мне не другом детства, а лишь царицей, я, как придворный лекарь, стал бы заверять тебя в его непременном излечении. Но ты Клеопатра, а я Олимпий, и потому скажу откровенно: опасность велика.

— О боги! — вырвалось у меня. Потерять еще и Птолемея — это слишком тяжело для меня одной. — Понимаю…

— Лекарств от такого недуга не существует, но надежда все-таки есть. Мы позаботимся о том, чтобы он постоянно был в тепле, как можно больше времени проводил на солнце, много отдыхал и дышал свежим воздухом. Подождем, посмотрим на его состояние. Возможно, осенью нам придется отправить его в Верхний Египет, где всегда тепло, солнечно и сухо.

Я понурилась. Птолемей так рвался домой, и легко ли мне будет отослать его снова?

— Значит, быть посему, — пробормотала я, а когда подняла голову, то увидела, что Олимпий внимательно ко мне присматривается. — В чем дело?

— Ты изменилась, — сказал он не сразу.

— В чем?

— Похудела, — сказал Олимпий. — Что-то в тебе выгорело. Будь ты из золота, я бы сказал, что металл облагородился, стал чище. Тебе очень идет. Ты воистину прекрасна. — Он попытался рассмеяться. — Красота — полезное качество для царицы.