Джулия Куин: Невеста герцога

Если он и замечал ее существование, то далеко не всегда.

Но сейчас…

Амелия снова безмятежно улыбнулась, глядя на него с таким видом, будто она не понимает, что температура его взгляда упала ниже нулевой отметки.

О, сейчас он ее явно заметил.

И тут выражение его лица непостижимым образом изменилось. Черты смягчились, губы изогнулись. Он смотрел на нее гак, словно она была бесценным сокровищем, оброненным у его ног снисходительным божеством.

Этого было достаточно, чтобы молодая дама почувствовала себя крайне неловко.

— Я пренебрегал вами, — сказал он.

Амелия моргнула… трижды.

— Прошу прощения?

Он взял ее руку и поднес к губам.

— Я пренебрегал вами, — повторил он вкрадчивым тоном. — Не слишком хорошо с моей стороны.

Рот Амелии приоткрылся, и хотя ей следовало что-то сделать со своей рукой — забрать у него, что ли, — она стояла как истукан, с разинутым ртом, гадая, почему он…

— Могу я пригласить вас на танец? — промолвил герцог.

Амелия молчала, уставившись на него. Что он затеял?

— Это не такой уж сложный вопрос, — произнес он с улыбкой, слегка притянув ее к себе. — Да… или нет?

У Амелии перехватило дыхание.

— Так да? — Хмыкнув, он положил свободную руку ей на талию и склонился к ее уху, не касаясь его, но достаточно близко, чтобы его дыхание щекотало ее кожу. — «Да» — почти всегда правильный ответ.

Он слегка усилил давление на ее талию и начал медленно кружиться, увлекая ее за собой.

— И всегда, — шепнул он, коснувшись губами ее уха, — когда вы со мной.

Он обольщает ее, осознала Амелия, охваченная смесью возбуждения и смущения. Она не представляла почему. До сих пор он не выказывал ни малейшей склонности к этому, а сейчас делал это целенаправленно. Он пустил в ход весь свой арсенал — по крайней мере ту его часть, которая была позволительна в общественном месте…

И ему это удавалось. Амелия понимала, что им движут совсем не чувства — едва ли она стала неотразимой за сегодняшний вечер, — но ее кожа покрылась мурашками, и когда она перевела дыхание, которое неожиданно задержалось, ее тело, казалось, воспарило. Возможно, она не слишком много знала об отношениях между мужчинами и женщинами, но она точно знала одно…

Он делает из нее дурочку.

Ее мозг работал, мысли были вполне разумны, но откуда он мог знать, что единственное, на что она была способна, — это смотреть на него взглядом влюбленной коровы, словно умоляя притянуть ее ближе.

Ей хотелось прижаться к нему, погрузиться в него.

Произнесла ли она хоть слово, с тех пор как он взял ее за руку?

— Я никогда не замечал, какие у вас прелестные глаза, — мягко произнес он. Амелия могла бы ответить, что, во-первых, он не удосуживался посмотреть, а во-вторых, вряд ли он может различить цвет ее глаз при лунном свете.

Вместо этого она улыбнулась как дурочка и подняла к нему голову, потому что, возможно, он подумывал о том, чтобы поцеловать ее, и, возможно — скорее определенно, — она позволила бы ему.

И он это сделал. Его губы скользнули по ее губам в самом нежном, почтительном и романтичном поцелуе из всех возможных. Именно так она представляла себе первый поцелуй в мечтах. Он был таким упоительным, что Амелия вздохнула и обвила его шею руками.

— Как мило, — хмыкнул он, забавляясь ее нетерпением, и скользнул руками ниже, обхватив ее ягодицы самым скандальным образом.

Амелия пискнула, прижимаясь к нему. Его руки напряглись, дыхание изменилось.

Как и его поцелуй.

Поцелуй, конечно, был направлен на то, чтобы укротить ее, но оказался приятным сюрпризом.

Леди Амелия проявила восхитительный пыл, и Томас нашел ее ягодицы соблазнительными настолько, что мысленно его руки продвинулись вниз, к внутренней стороне ее бедер, забираясь все выше и выше…

Милостивый Боже, пожалуй, ему следует назначить дату свадьбы с этой малышкой.

Он углубил поцелуй, наслаждаясь ее удивленным возгласом, и притянул ее ближе. Было восхитительно ощущать мягкие изгибы ее тела и упругие мускулы. Он слышал, что она любит ездить верхом.

— Вы очаровательны, — промолвил он, гадая, приходилось ли ей ездить в мужском седле.

Но это было не время — и определенно не место, — чтобы позволять своему воображению заходить так далеко. И поэтому Томас, уверенный, что подавил ее маленький бунт, отстранился, позволив своим пальцам задержаться на ее щеке, прежде чем опустить руку.

Он едва сдержал улыбку, глядя на ее озадаченное лицо, словно она не совсем понимала, что случилось с ней только что.