Маргарет Пембертон
Быть вместе
— Папа! Папа! Пожалуйста, не умирай!
Харриет Латимер обнимала неподвижное тело отца, и слезы текли по ее щекам потоком. Вокруг, казалось, до бесконечности простиралась темнеющая пустыня, и только пальмы, под которыми они нашли укрытие, нарушали однообразие беспрестанно двигавшихся дюн.
Генри Латимер пошевелился и открыл потускневшие, невидящие глаза.
— Нил, — пробормотал он почти неразборчиво. — Прозрачные истоки Нила.
Затем в горле у него заклокотало.
Харриет бережно переложила его голову со своих колен и накрыла отца одеялом, которое было его единственной защитой от пронизывающего холода наступающей ночи. Ее охватил страх, еще более жуткий в своей безысходности. Они находились почти в тысяче миль от Каира, затерянные в бескрайних просторах Нубийской пустыни. Отец умирал. Собственная смерть ожидала ее через несколько дней. Оазис, который они считали своим спасением, оказался лишенным воды; последние продукты были съедены, надежда, поддерживавшая их столь долгое время, в конце концов умерла.
Когда одинокая газель приблизилась к пальмам в поисках воды, которой там не существовало, у Харриет забилось сердце. Газель означала еду, а еда означала новую надежду. Девушка сжала в руках отцовское ружье, быстро поднялась на ноги и прицелилась. Выстрел потряс безмолвие ночи, газель сделала спасительный прыжок, оазис остался таким же пустынным, как и прежде. Мечта об исследовании, сиявшая так ярко, превратилась в прах. Осталась только смерть.
Услышав звук ружейного выстрела, Рауль Бове остановил лошадь в облаке песка, его темные брови сошлись, образовав на лбу глубокую складку, ружье — это не оружие туземцев. Ударив каблуками по бокам лошади, он развернул ее и быстрым галопом поскакал в сторону далекого оазиса.
Глухой стук копыт проник сквозь отчаяние Харриет. Она тяжело вздохнула и, убрав руки с мокрых от слез щек, напряженно прислушалась. Это была не галлюцинация — наездник приближался. Надежда и страх начали в Харриет борьбу за то, что одержит верх. Если это европеец, то она и отец спасены. Если это один из туземцев, которые украли их верблюдов и провизию, то ее с отцом ждет еще более ужасная смерть, чем от голода и жажды. Харриет вскочила на ноги и трясущимися руками сжала ружье. Позади нее лежал беспомощный и безмолвный отец, и она, храбро встав перед его неподвижным телом, вскинула ружье к плечу. На фоне темного горизонта ясно различалось развевающееся свободное белое арабское одеяние, с губ Харриет слетело рыдание. Под таким одеянием она не найдет доброты, защитника у нее нет, и ее единственный шанс на спасение — это испугать и прогнать незваного пришельца. Даже в бархатной черноте ночи она могла рассмотреть тучи песка, летевшие вокруг него, и очертания сухощавого крепкого тела.
— Стойте! — дрожащим голосом выкрикнула Харриет, держа палец на взведенном курке. — Стойте, или я выстрелю!
Приклад ружья давил Харриет на плечо, вес оружия был мучительно тяжелым для ее ослабевших рук.
Последовало удивленное проклятие, и лошадь от резкой остановки встала на дыбы. А потом низкий голос снова выругался, и едва видимый наездник продолжил уверенно двигаться вперед.
— Стоп!
— Голос Харриет был полон страха и паники, а всадник дерзко и невозмутимо продолжал скакать в ее сторону. У нее в ушах стучала кровь, сердце бешено колотилось, она понимала, что у нее нет выбора, кроме как выстрелить. Мужчина был в пределах видимости, еще через несколько секунд он окажется рядом с ней, и тогда будет уже слишком поздно. Тихо застонав, Харриет закрыла глаза и нажала на курок.
Раздались звук удара тела о песок и пронзительное ржание испуганной лошади.
— О Боже! — всхлипнула Харриет и открыла глаза.
Одетая в белое фигура катилась между копытами лошади, а затем резко поднялась и бросилась вперед.
Харриет неумело старалась перезарядить ружье, но руки у нее дрожали, ладони покрылись потом, и она потерпела неудачу.
— Нет! Нет! — закричала она, когда ружье грубо забрали у нее из рук и отшвырнули прочь в темноту.
— Маленькая дурочка! Вы чуть не застрелили меня! — Голос дрожал от гнева. — Где ваши компаньоны… ваши носильщики?
— Низкий глубокий голос и английская речь с едва заметным акцентом остановили начавшуюся у Харриет истерику. Девушка постаралась перевести дух и взять себя в руки.
— Наши носильщики сбежали. — Вздохнув, она прижала руки к все еще колотящемуся сердцу. — Мы одни.
Читать дальше