Эльза Вернер: Отзвуки родины

Она дружески кивнула Лоренцу и, с ласковой доверчивостью протянув руку Янсену, промолвила с упреком:

— Мы уже давно не видели вас, Арнульф! Вы были очень заняты?

— Нет, фрейлейн Элеонора, просто я боялся помешать, поскольку здесь находятся господа из Дании, — возразил он, бросая враждебный взгляд в сторону молодого барона.

Последний проявил внимание и подошел ближе.

— Арнульф Янсен, наш сосед, — представила его Элеонора. — Мой двоюродный брат, баром Мансфельд.

— Янсен… Янсен! — медленно повторил Гельмут. — При этом имени у меня в памяти воскресают картины детства. Не были ли мы в детстве товарищами?

— Возможно, господин барон, но мы оба уже давно забыли об этом, — последовал холодный ответ.

— Я — нет, — сказал Гельмут, скорее развеселившийся, чем раздосадованный его неподатливостью. — Моя память не изменяет мне в таких случаях. Она подсказывает мне, например, что уже и тогда Арнульф Янсен был упрям и непреклонен, как сегодня. Таким же вы и остались.

Трудно было найти людей более различных, чем эти двое, стоявшие рядом, и все же они были сыновьями одной страны, дети той же северной родины, белокурые и голубоглазые, истые северяне.

Гельмут фон Мансфельд — изящный и стройный — внешне выглядел как человек светский. Черты его лица, пожалуй, были слишком мягки, и с трудом верилось, чтобы эти нежные белые руки смогли управлять яхтой при таком ветре. Однако во внешности молодого помещика было что-то необыкновенно привлекательное, а недостаток мужественности компенсировался изысканной любезностью. Правда, на жизнь он смотрел, вероятно, не очень серьезно, все его существо дышало непринужденной веселостью, и потому недружелюбие бывшего сверстника нисколько не испортило ему настроения, а только развеселило его.

Арнульф Янсен был четырьмя годами старше; глаза и волосы были у него темнее, чем у молодого барона, лицо загорело от воздуха и солнца, а его жесткие, коричневые руки свидетельствовали о том, что он привык всюду работать сам. Он обладал сильной, мускулистой фигурой; и хотя его энергичные, несколько суровые черты лица нельзя было назвать красивыми, они обращали на себя внимание. Манера держать себя, как и его речь, также не соответствовала общепринятым правилам этикета. Светское обращение было ему или совсем чуждо, или неприятно. Казаться только крестьянином и никем иным составляло для него, очевидно, особую гордость, хотя речь выдавала в нем человека образованного.

— Я не разъезжал так далеко по свету, как вы, господин барон, — ответил он на последнее замечание Мансфельда. — Там — в Копенгагене, Париже и Италии — можно поучиться многому, о чем у нас здесь не имеют ни малейшего понятия.

В его тоне было что-то вызывающее, но Гельмут, похоже, не собирался с ним спорить. Он лишь пожал плечами:

— Во всяком случае, таким образом можно научиться больше, чем сидя годами в своей скорлупе.

Скрытую в словах барона насмешку и полупрезрительное пожимание плечами Арнульф принял как оскорбление и угрожающе встрепенулся.

— Скорлупа, в которой мы сидим, — наша родина! Здесь мы родились, за нее стоим крепко, защищать ее будем своей кровью и всем своим достоянием, и если бы кто захотел отнять ее у нас…

— Арнульф! — вполголоса произнесла подошедшая сзади Элеонора.

Одно ее тихое слово оказало удивительное действие на строптивого молодого человека. Он сразу оборвал свою речь и, казалось, боролся с собой, потому что продолжал уже значительно мягче:

— Но ведь это только такое мнение у нас здесь, господин фон Мансфельд. Так думаю я и так думают все здесь. Но теперь — простите — мне надо поговорить с баронессой!

Кивнув слегка головой, он повернулся и направился к двери. Гельмут полунасмешливо, полусерьезно посмотрел ему вслед:

— Типичный медведь этот Янсен. Но он всегда был таким невежливым и грубым, как настоящий мужик! К тому же он силен, как медведь; кто решался на борьбу с ним, тот в следующий же миг лежал на земле.

— У Арнульфа Янсена в жилах кровь фризов, — спокойно разъяснила Элеонора. — У него и недостатки, и достоинства своего племени. На первый взгляд, такие характеры кажутся иногда суровыми и жестокими, и подчас они действительно такие, но зато выдерживают всякую непогоду, и никакая буря не заставит их отступить с места, которое они захотят удержать за собой.

— И этот серый герой неимоверно импонирует моей кузине, — насмешливо воскликнул Гельмут. — Вообще он, видимо, занимает особое место в замке и считает себя здесь на равных со всеми.