Джудит Макнот: Уитни, любимая. Том 1

Погода, казалось, сразу улучшилась, как только она подошла к противоположному борту, чтобы взглянуть в направлении Франции. Туда, где ее ждало неизвестное будущее.

Франция, 1816 — 1820 годы

Парижский дом лорда и леди Джилберт, возвышавшийся за витыми железными воротами, производил впечатление величественного, хотя и не слишком сурового здания. Огромные окна-эркеры пропускали много света и тепла в просторные комнаты, рисунки пастелью придавали вид безупречной элегантности всему: от гостиных до спален на втором этаже.

— А это твои комнаты, дорогая, — объявила Энн, открывая дверь в покои, полы которых были покрыты светло-голубыми коврами.

Уитни застыла на пороге, жадно оглядывая великолепное покрывало белого атласа с узором из розовых и голубых орхидей на кровати. Изящный диванчик-канапе был покрыт тканью в тон. Почти прозрачные фарфоровые вазы были наполнены цветами тех же оттенков, голубого и розового.

Уитни скрепя сердце повернулась к тетке.

— Я бы чувствовала себя гораздо лучше, — с сожалением пробормотала она, — если бы вы нашли для меня другую комнату, не такую… скажем, не такую изысканную. — И заметив изумленное лицо тетки, пояснила:

— Дома каждый бы сказал вам, что мне стоит лишь пройти мимо чего-нибудь хрупкого, как это что-то мгновенно летит на пол.

Энн повернулась к слуге, сгибавшемуся под тяжестью сундука Уитни.

— Сюда, — сказала она, повелительно кивнув по направлению к великолепной голубой комнате.

— Потом не говорите, что я вас не предупредила, — вздохнула Уитни, снимая шляпку и осторожно присаживаясь на канапе. Жизнь в Париже, решила она, обещает быть восхитительной.

Нашествие визитеров началось три дня спустя, ровно в половине двенадцатого, с прибытия личной модистки Энн, сопровождаемой тремя улыбающимися портнихами, беспрестанно болтающими о фасонах и тканях. Уитни была обмерена неоднократно и с головы до ног, пока у нее не осталось сил держаться на ногах. Но полчаса спустя девушке пришлось шагать из угла в угол с книгой на голове под критическим взглядом пухленькой женщины, которой тетя Энн доверила трудную задачу обучения Уитни некоему весьма туманному для последней предмету, называемому «этикетом».

— Я безобразно неуклюжа, мадам Фруссар, — смущенно краснея, пояснила Уитни, как только книга свалилась на пол в третий раз.

— Вовсе нет, — запротестовала мадам Фруссар, покачивая тщательно причесанной седовласой головкой. — Мадемуазель Стоун обладает природной грацией и превосходной осанкой. Но мадемуазель должна отучиться ходить так, словно участвует в скачках вместо лошади.

Учитель танцев, прибывший сразу после отъезда мадам Фруссар, закружил Уитни в воображаемом вальсе и вынес приговор:

— Вовсе не так безнадежна. Необходима лишь практика.

Наставник французского, появившийся, пятичасовому чаю, коротко объявил:

— Она может и меня многому поучить, леди Джилберт.

Несколько месяцев подряд мадам Фруссар приезжала пять раз в неделю на два часа, посвящая Уитни в тонкости этикета. Под ее неусыпным, неустанным наблюдением Уитни старалась, как могла, познать то, что помогло бы ей завоевать расположение Пола.

— Так чему ты выучилась у мадам Фруссар? — поинтересовался как-то за ужином дядя Эдвард. На лице Уитни появилось застенчивое выражение.

— Мадам обучает меня ходить, а не скакать галопом, — выдавила она, ожидая услышать от дяди, что все это пустая трата времени, но вместо этого он одобрительно улыбнулся. Уитни ответила счастливой улыбкой. — Знаете, — пошутила она, — раньше я была уверена, будто все, что требуется для ходьбы, — пара сильных ног.

С того вечера оживленные рассказы Уитни о ее дневных трудах стали обязательным и веселым ритуалом за каждым ужином.

— Вы знали раньше, — спросила она как-то, — что существует настоящее искусство поворачиваться В придворном платье со шлейфом?

— Мой наряд никогда не доставлял мне столько хлопот, — усмехнулся лорд Джилберт.

— Ошибаетесь, — сообщила Уитни с притворным ужасом, — каждый мужчина подвергается опасности запутаться в шлейфе дамы и упасть!

Месяц спустя она опустилась в кресло и начала жеманно обмахиваться шелковым веером, кокетливо поглядывая поверх него.

— Тебе жарко, дорогая? — осведомился Эдвард, предвкушая новую забаву.

— Веер существует вовсе не для того, чтобы спасаться от жары, — сообщила Уитни, хлопая ресницами с преувеличенной наивностью, заставившей Энн разразиться смехом. — Это, чтобы флиртовать. Кроме того, также необходимо чем-то занять руки. И бить по пальцам слишком навязчивых джентльменов. Эдвард мгновенно стал серьезным.