Анна Годберзен: Зависть

– Я уезжаю сегодня.

Пугающая необходимость в принятии решения навалилась на Пенелопу.

– Куда?

– Не знаю. – Генри откашлялся. – Тедди отбыл на Филиппины. А я пока не уверен, куда определят меня.

Пенелопа только сейчас начала понимать, что объявлением о своей беременности разрушила последнюю возможность Генри уйти от нее, а он в пику ей нашел иной способ покинуть город.

– Но ты же не уезжаешь из Нью-Йорка?

– Я иду служить своей стране, Пенелопа. – Генри вздохнул и отвел взгляд. На мгновение в его глазах мелькнула ожесточенность, но быстро исчезла. – Завтра об этом напишут газеты, но я хотел сказать тебе о своем решении лично. Бог знает, сколько вреда я причинил всем вокруг, и не хочу, чтобы это продолжалось.

Пенелопа дрожала всем телом, уже просчитывая, как истолкуют эту новость газетчики, что подумает о ней отец Генри, и как одиноко и безотрадно ей станет, когда он по-настоящему уедет. Генри отступил в большую комнату. Пенелопе претила идея его отъезда, и поэтому она бросилась вперед к ногам мужа. Лучше бы он оставался здесь и ругался, и пререкался с нею с утра до ночи, лучше бы он творил бесчинства в городе, но не уезжал вот так куда-то далеко. Пенелопа стояла на полу на коленях и даже сквозь ткань юбки чувствовала неподатливое дерево. Она дотянулась до ног Генри и обвила их обтянутыми крепдешином глубокого насыщенного оттенка красного руками, унизанными золотыми браслетами. Генри продолжал отходить, и немного протащил Пенелопу за собой.

Она смотрела на него снизу вверх, понимая, что на глазах непроизвольно выступили слезы.

– А что с ребенком? – крикнула она, понимая, что ведет себя нелепо, но не зная, что ещё сказать.

Генри наклонился, подхватил её под мышки и аккуратно поставил на ноги.

– Никакого ребенка нет, – сказал он, когда их глаза вновь оказались на одном уровне.

– Но…

– Я желаю тебе всего наилучшего, моя дорогая, – сказал Генри таким тоном, что Пенелопа почувствовала, будто её упаковали в коробку и убрали на антресоли его жизни.

Она ощущала, как ускользают драгоценные секунды, и знала, что осталось совсем немного времени, чтобы придумать, как помешать ему уехать.

– Но, Генри…

Молодой Шунмейкер ещё на секунду задержал на ней взгляд темных глаз, и надел фуражку. Он стоял всего в нескольких футах от двери, и Пенелопа метнулась к кровати, одергивая юбки, даже не думая, что может порвать их. Она, всхлипывая, рухнула на покрывало.

– Генри, Генри, Генри, не уходи! – Слезы горячим потоком лились из её глаз, а тело сотрясалось от осознания того, что она осталась в доме Генри одна. – Без тебя я ничто!

И это правда, поняла Пенелопа, едва слова сорвались с её губ. Она сжала кулаки и замолотила ими по расшитому золотом покрывалу, но минуты проходили тщетно. Когда она вновь подняла глаза, Генри уже не было. Он уже давно ушел.

Пенелопа хлюпнула носом и высморкалась в рукав, не заботясь о том, что испортила платье. Завтра закажет ещё одно. Она приподнялась на локте и попыталась основанием ладони вытереть слезы со щёк. Мало-помалу грудь перестала тяжело вздыматься, и к Пенелопе вернулась способность дышать размеренно.

– О, Генри, – тихо сказала она в пустоту.

Снаружи дождь, который два дня лил не прекращаясь, начал утихать, и Пенелопа знала, что если она встанет и соберется с духом, то сможет взглянуть на сложившиеся обстоятельства под другим углом. Она больше не может остановить Генри, потому что тот уже ушёл. Но завтра будет новый день, а за ним – следующий, и целая вечность.

Пенелопа встала и позвала горничную. Ведь она отнюдь не дура, и у неё полно времени, чтобы придумать, как вернуть мужа.

Пожалуйста, прочти письмо до конца.

Г.Ш.

Письмо прибыло днем, когда дождь всё ещё лил как из ведра, и посыльный промок до нитки. Диана смотрела на лежащий на керамическом подносе у двери конверт с опаской, поскольку была совершенно уверена, что Генри видел сцену её падения, и теперь написал ей обличительное послание. Сейчас же приближалась ночь, все обитатели дома отправились спать, и Диана, немного суеверно полагая, что теперь прочесть её мысли невозможно, отправилась за письмом. Она ещё не была уверена, что сможет целостно воспринять послание Генри.

Тетя Эдит, ещё до конца не оправившаяся от кутежа у Хейзов, перед ужином бросила беглый взгляд на письмо, но ей не хватало сил полюбопытствовать о его содержании. Она лишь сказала: «О, как хорошо быть такой юной как ты» перед тем как отправиться в постель.