Кейт Фернивалл: Жемчужина Санкт-Петербурга

— Лев! — закричала она. — Отпусти!

— Нет.

— Я должна найти папу и…

— Нет, это опасно.

Грязные ногти казака глубоко впились в ее белую кожу. Другой рукой он держал поводья обеих лошадей. Даша бешено плясала на месте, раздувая ноздри, но широкогрудая стояла неподвижно, неотрывно глядя карим глазом на Попкова.

Валентина попыталась вырваться, потом властным жестом расправила плечи.

— Я приказываю отпустить меня.

Он с высоты своего роста смерил ее взглядом.

— Или что? Прикажете выпороть?

В этот миг Валентина заметила спину отца, она узнала его шинель, мелькнувшую среди густой тучи пыли, оседающей на обломки.

— Папа! — снова закричала она.

Но, прежде чем она успела вырваться из рук Попкова, в дыму показался черный силуэт. Человек, задыхаясь, кашлял, и на руках он нес нечто… Безжизненное тело. Черный человек как будто прикрывал свою ношу плечами и головой. Свисали покрытые копотью ноги… Человек чтото прокричал, но почемуто уши Валентины перестали воспринимать звуки, она не смогла разобрать ни слова. Черный человек подошел ближе, и тут она вдруг поняла, что это и есть отец, весь покрытый пылью: и кожа, и бакенбарды, и одежда.

— Папа! — вскрикнула она.

На этот раз казак отпустил. Когда она подбежала к отцу, взгляд ее остановился на ногах того, кого Николай Иванов нес на руках. На одной была красная туфля. Туфля из той самой пары, что Валентина помогла выбрать сестре в одном из магазинов на Невском! Все тело, как и у отца, было черно, ноги, платье, лицо, даже волосы, кроме одной пшеничной пряди на виске, но та была залита красным.

Катя!

Валентина хотела кричать ее имя, чтобы сестра открыла голубые глаза, подняла голову и рассмеялась, довольная шуткой, но слово слетело с ее губ неслышным шепотом.

— Катя…

— Быстрее за доктором! — заорал отец слугам. — Господи боже, привезите его скорее! Мне все равно, что он…

Голос его дрогнул и оборвался. Валентина стояла рядом с ним, словно окаменев, она протянула руку к поломанной кукле на отцовских руках, но он отвернулся.

— Не прикасайся.

— Но я…

— Не прикасайся к ней. Это ты виновата.

— Нет, папа, я поехала…

— Ты должна была взять ее с собой. Она искала тебя, ждала. Изза тебя она пострадала. Ты…

— Нет, — прошептала Валентина, изумленно глядя на отца.

— Да. Я был в столовой, а она расстроилась, что ты не взяла ее, и, наверное, зашла в мой кабинет, а там… — Голос снова изменил ему, и он громко застонал. — Я расстреляю этих убийц. Всех! До единого! Богом клянусь!

— Катя…

Голова сестры шевельнулась. Красная туфля качнулась, задрожала, и из разодранного горла донесся странный, едва слышный неестественный звук. Прижав дочь крепче к груди, повторяя вполголоса ее имя, отец поспешил по широким ступеням к парадной двери. Валентина устремилась следом. Переступив порог, он резко развернулся и посмотрел на нее. То, что она увидела в его глазах, заставило ее замереть на месте.

— Уходи, Валентина. Уходи отсюда. Если лошади для тебя важнее, чем сестра, отправляйся их ловить.

Он прикрыл глаза и покачнулся. Потом ударом ноги захлопнул перед ней дверь.

Валентина молча пялилась на закрытую дверь. На железные заклепки, на черточку, которую они с Катей нацарапали, чтобы отметить, сколько снега намело на прошлое Рождество.

— Катя, — простонала она.

«А где мама? — вдруг подумала Валентина. — Готовит горячую воду и бинты?»

Неожиданно истошный визг откудато изза спины заставил ее обернуться. По дороге носились обезумевшие лошади, они трясли головами и брыкались. Кто их выпустил? Белые пятна пены уже покрывали их рты и бока. Что случилось в конюшнях? Может, там спрятались революционеры? Слуги бегали за испуганными животными, подманивали их, звали по именам, но нигде не было видно старшего конюха, Семена Попкова. Этот сильный и уравновешенный мужчина мог бы навести порядок и успокоить всех.

Где же он? И где Лев?

Она сбежала по лестнице и завернула за угол. Что, если он уже поймал когонибудь из тех, кто сделал такое с Катей? Папа наверняка простил бы ее, если бы она привела когото из этих революционеров.

— Семен! — крикнула она, выбегая на конный двор.

Она резко остановилась, тяжело дыша. Во дворе было тихо и непривычно пусто. Только Даша и широкогрудая стояли, привязанные к железному кольцу на стене. Они беспокойно топтались на месте, порывались бежать и бились друг о друга боками. В дальнем конце двора, за конюшней, был небольшой сарайчик, в котором находилось некое подобие рабочего кабинета главного конюха. Дверь была открыта. Внутри, в темноте, Валентина различила широкоплечую мужскую фигуру. Мужчина стоял на коленях к ней спиной, низко опустив кудрявую черную голову.