Ферн Майклз: Пленительные объятия

Не обращая внимания на влажную от росы траву, она встала на колени у могилы сына. В ее памяти пронеслись воспоминания о смеющемся личике Михеля.

— Михель, Михель! — вскричала Сирена и бросилась всем телом на небольшой земляной холмик.

Но на этот раз она не почувствовала присутствия сына рядом с собой. Теперь его образ казался почему-то таким далеким… Сирена несколько картинно, вымученно, с явным надрывом впивалась пальцами в мягкую землю, сгребала ее в горсть, мяла, крошила, задыхаясь, отказываясь расставаться с ребенком. Судорожные рыдания сотрясали ее тело, слезы смешивались с росой. Скорбь, как настоящий монстр, душила ее, отсекала в ней ростки жизни, превращая ее в живой труп.

Внезапно, к собственному изумлению, Сирена поняла, что имя, которое она выкрикивала, рыдая, было Риган, а не Михель. Опять и опять она повторяла его, сокрушаясь о новой потере. И тогда вдруг в ее сознании возник новый образ — образ старухи, одинокой и никем не любимой, проливающей слезы над могилой сына, который умер сотню лет назад. Решено: она поедет с мужем куда угодно и когда угодно, сейчас, завтра, главное — навсегда! А Риган подождет, Сирена знала, что подождет. Они вместе отправятся домой и присмотрят за тем, чтобы все было как следует заперто, закрыто. Конечно, понадобится какое-то время, чтобы фрау Хольц, их экономка, могла упаковать свои вещи, но уж потом они будут все вместе. Всегда вместе.

Бешено скача по пыльной дороге в Батавию, Сирена, смеясь, понукала лошадь бежать быстрее вперед. Длинные темные волосы женщины развевались на ветру, глаза вспыхивали от восторга, гладкие щеки раскраснелись. Она представляла себе лицо Ригана, когда скажет ему, что ни за что не отпустит его одного. Они принадлежат друг другу.

Сирена проскакала по великолепной улице Львов, потом проследовала узкими переулками прямо к конторе голландской Ост-Индской компании. Офис Ригана находился на дальнем конце пристани, у двери была привязана лошадь под седлом.

Женщина спешилась и кинулась в контору. Не утруждая себя никакими объяснениями, Сирена ворвалась к Ригану, лицо расплылось в улыбке, в глазах светилось радостное ожидание…

— Риган, я пришла, чтобы…

Слова застряли у нее в горле: вместо Ригана в кресле сидел его друг, капитан Дикстра.

— Петер, — спросила Сирена, едва переводя дыхание, — где мой муж? У меня для него приятная новость.

Дикстра нахмурился, и что-то в его красивых голубых глазах испугало женщину.

— Где он, Петер? — спросила Сирена снова, на сей раз тихо, почти униженно. — Ну, Петер?

— Он уехал.

— Уехал? — проговорила она запинаясь, не вполне понимая, что капитан имеет в виду. — Уехал? Но это же невозможно! Я пришла сюда, чтобы сказать ему: я решилась, решилась ехать с ним куда угодно!

У капитана от напряжения вздулись вены на шее. Он знал Сирену и Ригана, когда они еще только поженились. Он видел, как росла их любовь друг к другу, а теперь эта боль в глазах… Нет, Дикстра не мог вынести подобного. Ни слова не говоря, он взял Сирену за руку и подвел к окну, выходившему на море. Там, у самого горизонта, она увидела удалявшийся парус.

— Риган сказал, что нет смысла тянуть с отплытием.

— Петер, ты должен мне помочь! — взмолилась Сирена, судорожно сминая ткань платья. — Я обязана ехать за ним! Помоги!

— Я не могу помочь тебе, Сирена. В бухте нет ни одного корабля, готового к отплытию. Лучшее, что ты можешь сделать, — это подождать примерно месяц, пока следующий корабль не поднимет паруса и не отправится в Европу.

— Но «Рана»! — воскликнула Сирена с надеждой. — Я могла бы…

— Ничего ты не можешь сделать, — покачал головой Петер Дикстра. — «Рана» сейчас не на плаву, она только что из сухого дока. Будь благоразумной, милая…

Стоя в дверном проеме, фрау Хольц пристально наблюдала за хозяйкой. Уже около пяти месяцев прошло с тех пор, как Риган оставил их.

То, что менеер ван дер Рис отправился в Европу один, лишило жизнь госпожи всякого смысла. Уже к ночи она слегла в постель с сильнейшей лихорадкой, и потребовалось несколько недель, чтобы восстановить силы бедняжки, но госпожа стала лишь жалким подобием прежней Сирены.

Все еще стоя у двери, фрау Хольц заметила всадника, показавшегося в конце длинной подъездной аллеи. Старушка сощурилась от яркого света и узнала Петера Дикстру.

— Госпожа в саду, капитан Дикстра! Я провожу вас к ней.

Дикстра посмотрел на унылое выражение лица Сирены и вздрогнул. Впрочем, он должен был все-таки объяснить, ради чего пришел.