Вирджиния Нильсен Вирджиния Нильсен - На руинах «Колдовства»

Арист рассмеялся, его глаза заискрились.

— В вас больше огня, чем я представлял себе, мадемуазель Симона. Я начинаю задумываться, не проглядел ли что-то.

Она свирепо посмотрела на него. Неужели этот самодовольный индюк посмел подумать, что смог бы сделать ее своей любовницей, если бы захотел? Он слишком высокого мнения о себе!

Арист не обратил внимания на ее сердитый взгляд, поскольку они уже подошли к накрытому столу, стонущему под тяжестью традиционных блюд: устриц, креветок, лангустов под пряными соусами, сочной дичи — фазанов и куропаток в вине. Слуги стояли наготове рядом с дымящимися блюдами, вооруженные вилками и ложками. Гости указывали им, что положить на их тарелки, затем следовали за другими слугами, которые несли их еду к столам в западной галерее.

Арист сделал знак, чтобы Симоне принесли тарелку. Еще кипя от возмущения, девушка показала, что предпочитает, затем последовала в галерею за слугой, который поставил ее тарелку на стол хозяина справа от него.

Несколько уже усевшихся гостей с интересом посмотрели на Симону. С большинством из них она встречалась раньше. Заблестевшие от любопытства глаза женщин язвительно напомнили ей, что ее провели к месту, которое заняла бы мадам де Ларж, если бы приехала на охоту.

Озорные искры разогнали ее с трудом подавленный гнев. Раз уж ей не отвязаться от этого самонадеянного мужчины до конца традиционного охотничьего завтрака, она постарается не терять самообладания и скроет свое отвращение. Ей не хотелось компрометировать свою семью.

Однако Симона поклялась себе, что открыто лопавшимся от любопытства друзьям мадам де Ларж будет что рассказать ей. Почему нет? Симона улыбнулась и опустила ресницы в так хорошо известной всем женщинам и освященной веками манере.

«Возможно, ты играешь с огнем», — предупредил ее внутренний голос.

Ее улыбка слегка скривилась, когда она заметила легкий налет удовлетворения в его глазах. Ох как же ее раздражает его уверенность в собственной неотразимости!

Но он прав — она любит вызов.

— Я вижу, что еда улучшила ваше настроение, — заметил он, делая слуге знак наполнить вином бокалы.

— Как всегда, — сказала Симона, — когда речь идет о кухне Бельфлера. Чистая правда. Охотничьи завтраки Бельфлера были легендой в Новом Орлеане.

— Я запомню, — пообещал Арист.

Мягкий свет его глаз давал и другие обещания, и она с неприятным удивлением почувствовала ответный трепет. Это было совершенно неожиданно. Она собиралась только развлечься.

Ей было пятнадцать лет, самый порог женственности, когда Арист Бруно уехал в Париж. Она смутно помнила его как высокого юношу с плечами, слишком широкими для его еще неуклюжего тела. Теперь рядом с ней сидел огромный внушительный мужчина, обладавший изяществом парижанина и репутацией распутника, и его близость волновала ее.

Арист поднял свой бокал и обвел взглядом гостей, притихших в ожидании. Его размеры, его длинные волосы с непослушным локоном на лбу производили сильное впечатление.

— За великолепную наездницу, сидящую справа от меня, — провозгласил он, — чуть не обогнавшую оленя. Под смех гостей Арист неожиданно резко повернулся к ней и чуть слышно добавил: — И за вашу красоту, мадемуазель.

Симона подняла свой бокал и сказала:

— За оленя!

И Арист присоединился к общему смеху.

— За оленя! — закричали мужчины.

— …который подарит нам еще одну прекрасную охоту, не так ли?

— Мы поймаем его в следующем году. Вы согласны, мадемуазель? — воскликнул джентльмен, сидящий напротив Симоны.

Она улыбнулась ему, затем поймала взгляд женщины, сидящей рядом с ним, близкой подруги Элен де Ларж, насколько она знала. Глаза этой женщины алчно следили за Аристом, и Симона повернулась к нему.

Он глядел на нее сверху вниз сонным томным взглядом, вызвавшим странную дрожь в ее животе.

— Вы знаете, что очень привлекательны, не правда ли? — тихо спросил Арист. — Вы принимаете комплименты, мадемуазель, как будто слышите их каждый день.

Она недоуменно пожала плечами:

— В конце концов, я некоторое время выезжаю в свет, как вы любезно напомнили сегодня утром.

Он вздрогнул — или притворился, что вздрогнул, — и с обаятельной улыбкой сказал:

— Я извинился, не так ли?

— И я приняла ваши извинения, месье.

Теперь она видела, что его глаза не такие уж карие, как ей показалось вначале, а с более темными коричневыми искорками вокруг черных зрачков. Ей представились прекрасные скалы, омываемые кристально чистой водой, отражающей солнечный свет.