— Я уверен, дядя, что вы проверили все церковные записи и устроили так, чтобы те, которые вам неудобны, были удалены из книг.
— Обыскал все церкви Лондона четыре года назад.
— И что же?
— Ничего не нашел. — Уэнлок угрюмо смотрел на свой стакан, но ничего не пил.
Обри глотнул вина.
— Это хорошо? Если у «этой шлюхи с Хилл-стрит» нет записей о ее венчании с вашим сыном, на что же она может претендовать?
— Она смеет носить вдовий траур, будь она проклята.
— Черный бомбазин не аргумент для суда, дядюшка.
— Значит, мы идем в суд, Обри?
Обри снова поднял стакан, внимательно всматриваясь в дядю. Этот вопрос мог быть уловкой, имеющей целью вмешать в это дело его, Обри.
— Дядя, я сомневаюсь, что вы проиграете это дело в суде. Ваше влияние не имеет границ. Вы можете на многие годы связать этого выскочку по рукам и ногам. Вряд ли у него есть деньги, чтобы заниматься многолетним судебным разбирательством.
— А если нам понадобится решение суда быстрее? — Герцог бросил на него пронзительный взгляд.
Обри пожал плечами. Судя по резкости этого взгляда, можно было предположить, что приступ безумия у дяди прошел.
— Примем какое-нибудь решение, если вам понадобится закончить все быстро.
Уэнлок встал.
— Если она посмеет называть себя леди Давентри, я убью ее.
Прошла неделя, прежде чем Уилл вернулся в дом Софи. Он провел Уайлда по лавкам, и мальчишка стал просто воплощением моды. Природный вкус Уайлда повлиял на выбор жилета и стиль галстука. Но никакое благородство одежды не могло скрыть его манеру держаться и его усмешку. Как только Уайлд раскрывал рот, он превращался в ист-эндского хулигана. Сложность заключалась в том, что Уилл не мог слышать этот наглый голос, не вспоминая при этом другой, подражающий произношению Уайлда.
Покупки были наградой Нейту за то, что он охотно согласился поместить свои сбережения в банк Эвершота. Мальчик сомневался, что финансовые учреждения лучше сохранят его деньги, чем тайник в усыпальнице церкви Святого Клемента. Они бесконечно обсуждали, как будет перестроена работа лондонской полиции. Система Уилла, состоящая в составлении карты преступления, пришлась Уайлду по душе, и они вместе составляли список принципов хорошей работы полиции. И еще часами давали свидетельские показания, отвечая на вопросы о Марче и Бредселле.
Когда Уилл, наконец, вернулся на Хилл-стрит, он нашел дом матери в полном беспорядке.
— Хорошо, что вы смогли прийти, сэр. — Длинное лицо Эймоса казалось унылым.
Уилл вошел в гостиную. У комнаты был такой вид, будто в ней похозяйничала армия карликов, которые разрушили все, что находилось ниже уровня обшивки стен. Бирюльки, шахматные фигуры, кубики — все было брошено и раскидано по полу. Стулья тоже раскиданы и перевернуты. И дорожка из скинутых башмаков и чулок вела от середины комнаты к лестнице.
Софи лежала на диване, содрогаясь от рыданий. Ее майор стоял рядом, бормоча ее имя, беспомощно сжимая и разжимая кулаки, удерживаемый своими абсурдными понятиями чести от желания прикоснуться к ней.
Ксандр сидел за письменным столом и просматривал пачку бумаг.
— Что здесь происходит? — спросил Уилл.
— Кит решил уйти. Он созвал свою шайку, чтобы сообщить им это. — Лицо у Ксана было мрачное.
— Ты, Ксан, ничуть не лучше этого благородного придурка. — Уилл кивнул в сторону майора. — Ты ни в чем не виноват. — Уилл знал за братом эту склонность во всем обвинять себя.
— Виноват. Сегодня утром я объяснил Киту, что его ждет наследство, и сказал, что Норвуд передает дело в суд лорда-канцлера, чтобы подтвердить законность его рождения. Ему не понравилась эта идея.
— Могу себе представить, как ты напугал его.
— Вот, прочти. — Ксан подтолкнул бумаги к Уиллу.
— Что это?
— Письма Давентри Киту. Из Индии. Надеюсь, если мы заставим Кита прочесть их, это изменит его решение.
— Проклятие! — Уилл взял письма, поднял с пола стул и уселся. Только этого ему не хватало — слезливых излияний ныне покойного героического отца сыну, о встрече с которым он мечтал в более счастливые времена.
Ксан оглянулся на Уилла:
— Ты поговоришь с Китом?
— Я? Ты думаешь, я могу повлиять на него?
— Ты поговоришь с ним?
Уилл кивнул. Ксандр вышел.
Прочтя первое письмо до середины, Уилл взглянул на майора.
— Монклер, принесите же какую-нибудь пользу, дружище. Сядьте на этот чертов диван и обнимите ее.
На лице Монклера появилось выражение чопорной обиды, которое тут же сменилось благодарным облегчением. Он обошел диван, обнял Софи и принялся гладить ее по спине, бормоча нежности на французском.
Читать дальше