Елена Арсеньева - Русская лилия

Не то чтобы Ольга успела повидать всех мужчин земли… это и не нужно. Она просто знает, что лучше Алексея нет на свете! Нет красивее, умнее! Нет другого такого, при виде кого она чувствует себя и счастливой, и несчастной одновременно. Счастливой — оттого, что видит его, что он есть на свете. Несчастной — оттого, что он на нее даже не глядит. А зачем ему на Олю глядеть? Что в ней особенного? Чем она красивее, скажем, любой из многочисленных принцесс европейских дворов? Когда-нибудь Алеше выберут одну из них в жены. А Олю не выберут ни за что, потому что они кузены, двоюродные. Будь они хотя бы троюродными, можно было бы на что-то надеяться. Оля все равно надеется, хотя это грех, грех… Грех о нем мечтать! Грех замирать от счастья и неудержимо глупеть при виде его! Это смешно, это жалко выглядит, кажется, все замечают… кроме него. Конечно, кто для него Оля? Толстая застенчивая кузина без всяких проблесков ума и красоты. И в мысли не взойдет Алеше помечтать о ней. И не потому, что это грех. Греха-то он не боится… Он грешник, да, он грешник, и еще какой!

Оля подскочила к двери. Приоткрыла, выглянула… В коридоре пусто. Вернулась к зеркалу и, зажмурившись, принялась неловко расстегивать мелкие пуговки у ворота. Спустила платье с плеч и, боязливо приоткрыв глаза, принялась рассматривать вершинки приподнятых корсетом грудей.

Белое все, бело-розовое, пышное и гладкое. Поднимается и дышит. На это любят смотреть мужчины. Это им нравится больше, чем ум и доброта душевная. Когда они глядят на женщину, они не думают, сколько книг она прочитала, приветлива ли она, умеет ли штопать платья или страшная мотовка. Оно норовят прежде всего заглянуть в ее декольте. Ольга сколько раз видела, как они смотрят на ее грудь. А проку? Декольте матушка носить не разрешает, хоть бы на улице жара. Сама наряжаться любит, но дочерей держит в строгости, говорит, что чистота — лучшая красота и обнажат они плечи только после свадьбы… А разве найдет Ольга жениха, если ей даже не дают себя показать мужчинам? Как-то матушка пришла на урок танцев и увидела, что Оля в вальсе слишком круто поворачивается, даже юбка выше колен взвивается. Ох, что тут было! Оля думала, матушка ее немедля в монастырь отошлет или на колени в домовой церкви поставит грех замаливать. Но обошлось только криком. Зато каким!

— Вы вся в отца! — кричала Александра Иосифовна. — Вы распутны!

Оля рыдала в три ручья, наутро глаза пальцами открывать пришлось, так опухли. Эдит выпросила на кухне капустного листа и положила на веки великой княжне. Да мало помогло — красные пятна от слез потом весь день держались.

Отец Олю увидел и даже испугался. Стал спрашивать, что с ней такое. Она молчала, но он, наверное, догадался, потому что отправился к матушке в спальню и заявил ей, что она дура. В это время у нее как раз была Верочка — она Оле и рассказала.

— Вы, — говорил отец, — совершенно на Николе помешались! — Так в семье звали старшего сына Николая, чтобы отличить его от тезки — старшего сына императора (наследника близкие называли Никсой). — С чего вы взяли, что Никола честью семьи станет? Он уже сейчас на уроках неприличные картинки рисует и даже не стыдится прятать, так и сдает тетрадку учителю. Брульон французский, а посреди девица в черных чулочках с задранной юбчонкой и ноги врозь! В такие-то годы… Помяните мое слово, этот мальчик вас еще заставит слезы лить! А вот девочек удастся, может статься, за королей замуж пристроить. Так занимайтесь ими! Не держите в черном теле, не лишайте своей ласки, не заставляйте ночами напролет рыдать! Красоту проплачут. Или вы нарочно Ольгу мучаете? Потому что я ее люблю, а она меня? Потому что она на меня похожа? Счеты сводите? Ну так смотрите мне, я теперь с нее глаз не спущу! Извольте быть ей матерью, а не мачехой!

Оля и Верочка после этой ссоры родительской очень удивились. Они и прежде знали, что для матушки Никола — свет в окне, любимец, рядом с которым никто и стоять не может, а девочек она недолюбливает. Оля помнила, как приходил фотограф и посадил ее подле матушкиных пышных белых юбок, так матушка все ворчала, чтобы Оля сильно не наваливалась на кринолин, и даже втихомолку тыкала ее в бок. Оля думала, так и надо, чтобы матушка строга была, но вот отец уверяет, что она должна быть ласкова…

Ах, сколь много в жизни того, что быть должно, но чего нет и быть не может! И столь же много того, что есть, но быть не должно… Вот взять хотя бы эти неприличные картинки, которые Никола рисовал. Оля про это с прошлого года знала. Да разве только в картинках дело? До сих пор она не могла забыть разговор брата с Алексеем, который как раз приехал в гости в Павловск. Разговор этот услышала она случайно, можно сказать, подслушала. Нет, Оля, конечно, знала, что подслушивать нехорошо, но деться было просто некуда: мальчики внезапно вошли в комнату в ту минуту, когда она доставала из-под стола упавшую книжку. Сразу выпрямиться Оля не могла — зацепилась бантом за какой-то сучок под столешницей да так и осталась сидеть, словно бабочка, пришпиленная булавкой в альбом, когда Никола с досадой сказал, продолжая, очевидно, раньше начатый разговор: