Карен Хокинс - Клятве вопреки

— Хорошо. Я сделаю это сразу же по возвращении в Лондон. Как только копия будет у меня, я отправлюсь в плавание и выкуплю освобождение Майкла.

— Превосходно. Майкл очень заинтересуется этой картой. Честно говоря, я не уверен, что, узнав о ней, он захочет, чтобы мы обменяли шкатулки на его свободу.

— Я просто не хочу, чтобы он пострадал.

— Пострадал? Он больше всего жалуется на то, что скучает, а его помощница уничтожила весь его бурбон. — Роберт пожал плечами. — А кроме того…

Раздался пистолетный выстрел, а вслед за ним звон разбитого стекла.

В мгновение ока Роберт выскочил за дверь, Уильям последовал за ним, и они распахнули дверь гостиной.

Постон сидел на полу, зажимая предплечье, и сквозь его пальцы просачивалась кровь. Одно из больших передних окон было разбито, а мисс Макаллен не было и в помине.

— Что случилось? — потребовал ответа Уильям, а Роберт подбежал к окну и выглянул наружу.

— Проклятие! — выругался Роберт. — Она уходит. — Они услышали стук копыт по булыжникам. — Я должен поспешить. Возьми это.

Он достал из кармана две шкатулки из оникса и отдал их Уильяму.

— Тщательно береги их. Я свяжусь с тобой.

— Буду беречь, как зеницу ока, но…

Маркейл с удивлением торопливо вошла в комнату.

— Что случилось?

— Наша узница исчезла, — мрачно ответил Уильям.

— Как?

— У нее просто дьявольская способность влюблять в себя каждого, кто ее сторожит, — угрюмо объяснил Роберт.

Маркейл посмотрела на Постона, лицо которого сделалось ярко-красным.

— Она просто рассказывала мне о своей семье в Уилтшире. Вы знаете, что она из той же деревни, что и я? За все свои годы я встретил еще только одного человека из… — Слуга удивленно посмотрел на Роберта, который вздохнул и воздел глаза к небу. — Она не из Уилтшира?

— Нет, простофиля. Я сомневаюсь, что она вообще когда-нибудь бывала там. — Роберт отвесил всем поклон. — Прощайте. Я должен схватить ее, пока она не наделала еще бед.

— Подождите! — Маркейл достала из кармана пузырек. — Вот, это некое снадобье. Мне сказали, что оно некоторое время не позволяет человеку двигаться. И еще оно заставляет человека думать, что он… — Маркейл покраснела. — Я подозреваю, что оно действует очень сильно, поэтому используйте его с осторожностью. Оно может помочь вам доставить леди в Лондон, так как ее очень трудно удержать под стражей.

— Благодарю вас. — Роберт взял пузырек. — Оно может оказаться крайне полезным. Я напишу, Уильям.

Роберт вышел, и через несколько минут отрывистый стук лошадиных копыт во дворе снова наполнил свежий весенний воздух.

— Никогда не следует терять бдительность, — заметил Уильям, помогая слуге сесть в кресло. — Я предупреждал вас, когда оставлял здесь.

— Я знаю, кэп, — виновато сказал Постон. — Просто она была такой обаятельной, такой ласковой женщиной.

У входа поднялась буря шума, потом Эмма и Джейн просунули головы в дверь, и вплотную вслед за ними появилась негодующая миссис Маккланнахан. Увидев, что одно из ее огромных окон разбито вдребезги, жена хозяина гостиницы тут же упала в обморок, и Маркейл понадобился весь ее талант, чтобы уладить неприятности.

Через час после того, как в руке мистера Маккланнахана оказалось достаточно денег для того, чтобы он весь сиял, Уильям и Маркейл попрощались с добрыми пожилыми леди, которые продолжали похлопывать по руке миссис Маккланнахан, и, усадив перебинтованного Постона на козлы, вместе со всей свитой отправились в обратный путь к относительному здравомыслию Лондона.

Письмо Мэри Херст брату Майклу, написанное холодным весенним вечером.

«Видя, как хандрит Уильям, словно его сердце разбито, и как скрытно ведет себя Роберт, я беспокоюсь о наших мужчинах. Они, по-видимому, влюбились в самых неподходящих женщин и не испытывают желанного счастья. Мысль о том, чтобы влюбиться вызвала бы у меня отвращение, если бы я не была твердо уверена, что они оба делают это очень плохо. Уверена, что у тебя, когда ты влюбишься, все пойдет лучше».

Едва дождавшись, чтобы закрылась дверца экипажа, Уильям потянулся к Маркейл. Глубоко вздохнув, он усадил ее к себе на колени, обнял и прижался лбом к ее лбу.

— Трудное было утро, — сказала Маркейл, прильнув к нему.

— У тебя, моя любовь, дар преуменьшения, — усмехнулся Уильям, склонившись к ее плечу.

Положив ладонь ему на грудь, Маркейл чувствовала каждый его вздох. Плавное и мощное движение его груди успокаивало и придавало уверенности.