Евгения Марлитт - Служанка арендатора

– Видите ли, любезная госпожа Грибель, я очень нервный человек и питаю непобедимое отвращение к гувернанткам! – произнес Маркус, и на его красивом лице промелькнула ироническая улыбка.

– Вот уж не ожидала этого, господин Маркус! – воскликнула толстушка. – Вы терпеть не можете гувернанток, а моя Луиза хочет сделаться именно гувернанткой! Конечно, я не допущу, чтобы она была похожа на ту, что на мызе! – энергично заявила она. – Во время каникул и то моя дочь не сидит без работы. Она прекрасно готовит кушанья, и в молочном хозяйстве понимает не хуже меня, при том у Луизы розовые щечки, как у штеттинского яблока, и она свежа и здорова, как крепкий орех! Я не пущу дочери в большой город: там всегда бледнеют и приобретают странные манеры, как и барышня Франц с мызы! Я видела ее однажды в Тильродской церкви и с меня довольно: она такая же длинная, как ее служанка, ужасно важничает и, насколько я могла рассмотреть со своего места, худа и бледна…

Она вдруг прервала свою речь и сделала движение к двери.

– Ах, я заболталась с вами, а у меня пропасть работы! Петерхен, принеси мне молодых голубей и поищи свежих яиц, а я налью кофе и после вымету здесь наверху.

Толстушка вышла, за нею последовал ее муж, а новый владелец усадьбы отошел от окна и внимательно осмотрел комнату.

Через два больших окна проникало много света, который смягчался зелеными ситцевыми занавесками. Посредине комнаты находился балкон, против которого на стене висели два портрета.

Лоб молодого человека гневно наморщился, щеки порозовели от волнения, когда он посмотрел на портрет красивого мужчины в зеленой куртке, окруженный высохшей гирляндой из дубовых листьев.

Таким он и представлял себе гордого „господина главного лесничего“, отрекшегося от своей единственной сестры за то, что она полюбила простого мастерового и вышла за него замуж, несмотря на запрещение брата. В течение своей жизни этот надутый и чванный человек отказывался от родства со слесарем, не взирая на то, что скромная мастерская его вскоре превратилась в исполинскую фабрику, владелец которой пользовался большим почетом.

Господин главный лесничий стал еще надменнее с тех пор, как взял себе жену из старинной дворянской фамилии: она была бедна, но последняя в роде…

Лицо гордого лесничего на портрете дышало страстью, темные глаза блестели мрачным огнем, а молоденькая невеста с миртовым венком на груди, была ангельски прекрасна! Выражение ее очаровательного лица было так прелестно, что решительно не хотелось верить, что время и на эти черты успело наложить свою руку и они уже гнили в земле.

Сестра гордого лесничего была матерью молодого Маркуса, но в доме его родителей никогда не произносились имена лесничего и его жены. Будучи мальчиком, Маркус не знал даже, что в Тюрингии у него есть дядя и тетка, и был очень удивлен, когда его мать получила от жены главного лесничего письмо, извещавшее ее о смерти брата, последовавшей от нечаянного выстрела во время княжеской охоты. Это извещение обсуждалось его родителями, а потом отец отправил „даме“ короткое официальное послание с соболезнованием о случившемся и формальное отречение матери от всяких притязаний на имущество брата, умершего бездетным. Если некогда высокомерный чиновник отрекся от сестры и зятя, то и рабочий был настолько горд, чтобы игнорировать такого родственника до конца своей жизни.

Интересно, что думала прекрасная женщина о таких ненормальных отношениях близких родственников?!… В лице ее не было и следа высокомерия, наоборот, оно полно было нежности и любви ко всем людям. Любя мужа, она слепо подчинялась ему, но после его смерти хотела примириться с отвергнутой им сестрой. Она завязала с нею письменные сношения, однако, ее сурово оттолкнули, и она не делала больше попытки к сближению. Но, может быть, покойная потому и не делала завещания, чтобы наследство ее мужа перешло к его родственникам, имевшим на него право…

Как бы там ни было, но единственный сын отвергнутой сестры сделался наследником „Оленьей рощи“.

Маркус не мог отвести лица от юного прелестного лица, улыбавшегося из-под густой волны белокурых локонов. Ему захотелось осмотреть комнаты, где эта отшельница провела долгие годы своего одиночества.

Двери всех комнат были раскрыты настежь, и можно было одним взглядом окинуть все ее жилище.

Какая разница между этим старинным, вышедшим из моды убранством и современной роскошью великолепной виллы, которую его покойный отец выстроил вблизи фабрики!…