Кэролайн Линден: Волшебство любви

— От него ни слуху ни духу, как обычно, — пробормотал Эдвард. Они вместе шли по коридору к спальне отца. — Отец попросил его приехать еще два дня назад.

— Ну что же, кое-что никогда не меняется, — со вздохом констатировал Джерард и расстегнул несколько верхних пуговиц на кителе. — Мне бы помыться.

Эдвард кивнул:

— Все уже готово. Только, Джерард, поторопись.

Брат остановился на пороге спальни.

— Так он на самом деле умирает?

Это казалось невероятным даже Эдварду. Дарем был человеком с живым и бурным темпераментом и так же крепок телом и духом, как его сыновья. С тех пор как двадцать лет назад умерла герцогиня, дом герцога являлся оплотом чисто мужских занятий и развлечений, и никто из домочадцев не отдавался этим занятиям с таким самоотречением, как сам герцог Дарем. Эдварду было уже почти восемнадцать, когда братья смогли наконец превзойти отца в меткости, а обскакать герцога им удалось лишь когда семейный врач настрого запретил его светлости садиться в седло после того, как в возрасте семидесяти лет он упал с лошади и повредил себе спину.

Но сейчас Дарему было восемьдесят. Он был пожилым человеком и вот уже больше полугода стремительно угасал. Джерард не видел отца все это время и потому не мог знать, как сильно тот сдал.

— Да, он совсем плох, — сказал Эдвард, отвечая на вопрос брата. — Я удивлюсь, если он переживет эту ночь.

Когда несколько минут спустя младший брат осторожно вошел в комнату умирающего, Эдвард уже вернулся туда и стоял у окна. Дарем велел ему ждать там, чтобы немедленно объявить о появлении Чарли. Интересно, думал Эдвард, что хотел он сообщить Чарли такого важного? Видит Бог, Чарли вот уже лет десять, а то и больше, нет никакого дела до отца и того, что он имеет ему сказать, и, по всей очевидности, ему и сейчас все равно. Но какие бы слова ни приберег Дарем для своего наследника, он явно придавал им какую-то особую важность, раз так настаивал на том, чтобы быть услышанным.

Скрипнула дверь, и герцог снова резко поднялся и воскликнул:

— Чарлз?

— Нет, отец, это я, Джерард. — В голосе Джерарда не было и намека на обиду. Он прошел к кровати и взял отца за руку. — Эдвард написал мне какую-то ерунду, будто ты заболел, — сказал он. — Вот я и приехал, чтобы вправить ему мозги.

— Но почему ты не привел Чарлза? — уже в агонии воскликнул герцог. — Ах, мальчики!.. Я должен сказать Чарлзу… попросить у него прощения.

Неожиданный поворот. Эдвард и Джерард переглянусь.

— Просить у него прощения, отец?

По впалой щеке герцога покатилась слеза, оставляя влажный след.

— Я всех вас должен молить о прощении. Я не знал… Если бы я только знал… Если бы я узнал вовремя… У тебя, Джерард, все будет хорошо, ты всегда умел выходить сухим из воды, и у Эдварда будет леди Луиза… Но Чарлз. Чарлз не будет знать, что делать…

— Что вы имеете в виду? — Эдвард отдал должное невозмутимому тону брата, хотя отчего-то волосы у него на затылке зашевелились.

— Эдвард… — Дарем протянул к нему дрожащую руку.

Эдвард подошел ближе, опустился на колени возле кровати и наклонился к отцу, чтобы лучше слышать слабеющий старческий голос.

— Я знаю, что ты меня простишь и разберешься, как поступить… Прости меня. Я должен был сказать раньше… До того как стало слишком поздно…

— Что рассказать, отец? Что слишком поздно? — Эдвард боролся с необъяснимым страхом.

У него за спиной Джерард свистящим шепотом попросил доктора выйти.

— Скажите Чарлзу… — хрипел герцог, — скажите ему, что мне жаль…

— Вы сами ему скажете, когда он приедет, — проговорил Эдвард.

Джерард в два шага преодолел расстояние до окна, но покачал головой, выглянув на дорогу. Эдвард вновь повернулся к отцу.

— Отдыхайте, сэр.

— Отдыхать! — Дарем закашлялся. Все тело его сотрясали конвульсии. — Не знать мне покоя, пока вы не даруете мне прощения… — Голубые глаза его, обращенные к Эдварду, горели безумием.

— Я… — Эдвард запнулся. — Да. Что бы там ни было, отец, я тебя прощаю.

— Джерард! — воскликнул герцог.

— Вы знаете, что я прощу вас, сэр. — Джерард вернулся к кровати. — Но за какое прегрешение? — Даже он не был сейчас способен шутить.

— Я пытался… — герцог говорил все тише, — нотариус… расскажет… Простите.

После этого ничего связного Дарем уже не говорил. Он то впадал в беспамятство, то ненадолго вновь приходил в сознание. Так продолжалось весь день и весь вечер, и наконец глубокой ночью он перестал дышать. Эдвард в это время сидел рядом с кроватью. Джерард был с ним почти все время и ушел спать пару часов назад, валясь с ног от усталости. Доктор уснул еще раньше, и Эдвард не видел причин его будить. Дарем прожил жизнь долгую и содержательную, а последние несколько месяцев сильно страдал от боли. То, что сейчас Дарем наконец обрел покой, было высшим милосердием.