Елена Езерская: Крепостная навсегда

Ужин прошел при свечах, обставленный Владимиром по-театральному. Для гостей играл камерный оркестр из крепостных музыкантов, и Оболенский подивился чистому звуку и слаженности их игры. Он наговорил Владимиру массу комплиментов, подразумевая, что большая часть из них предназначена светлой памяти Ивану Ивановичу, понимавшему толк в хорошей музыке и умевшему подготовить своих крепостных должным образом.

На перемену блюд выходили служанки-актрисы в русских нарядах — расшитых дорого, по-сказочному. В качестве закуски подавали салат бокер, суфле из сыра и луковый пирог. На первое — суп-буайбесс, на второе — телятина с белым вином под соусом бешамель и рагу из зайца по-ландски. Пили исключительно вина из барского погреба — они приятно освежали и пьянили слегка, не до глупости. Оболенский время от времени нахваливал и сами блюда, и мастерство кулинара.

— Поверьте, Владимир, вкуснее, я даже в столице не едал!

— Отец в свое время привозил в имение французского повара, и Варвара, надо сказать, с легкостью все его премудрости переняла.

— Талантливая, весьма талантливая особа!

— О, если говорить о талантах, то у меня их предостаточно, — улыбнулся Владимир. — И не только в застольном жанре.

— За таланты, — поднял тост Оболенский.

— За моих крепостных, — кивнул Владимир. — И сейчас они выступят перед вами. Вы увидите балет на сюжет из греческих мифов, а потом танец Саломеи. Уверен, что он вам понравится.

— А может, кто-нибудь из них затем будет доступен и Императорскому Театру?

— Такой возможности и я не исключаю…

В это время Анна сидела на кухне у Варвары и дожидалась объявления своего выхода.

— Владимир сказал, что у меня есть выбор. Неужели он мог подумать, что я променяю свои чувства к князю Репнину ради возможности жить по-барски! У меня выбора не было и нет!

— Владимир Иванович, видать, умом повредился, — признала Варвара, краем глаза наблюдавшая за тем, правильные ли блюда подаются в столовую.

— Надо было мне сразу сказать ему, что я крепостная! Я сама заслужила этот позор! Привыкла жить, как барышня, а ведь я такая же, как и ты, Варвара!

— И за что ты себя казнишь? Посмотри, какие руки у тебя нежные, пальчики тоненькие. Какая ты крепостная?

— Да что руки? Как бы я ни выглядела, все равно я не барышня! Если бы у меня на лбу было написано, что я крепостная, едва ли Михаил обратил на меня внимание. А после сегодняшнего танца он вообще от меня отвернется!

— Глупая ты! Он тебя любит не за то, что у тебя на лбу написано, а за то, что у тебя в сердце есть.

— Посмотрим, как он ее любить будет, когда полуголой увидит, — поддела Анну вошедшая Полина.

— Опять, змеюка, подслушивала! — замахнулась на нее половником Варвара.

— Да брось, Варька, — Полина отшатнулась, но особого страха не выказала. — Или ты думаешь, я что-то новое услышала? И так всем понятно, чем сегодняшний ужин закончится. Молчишь, Аннушка? Нечего сказать? Поняла, наконец, где твое место?

— Да сгинь ты, дрянь! Иди отсюда! — Варвара погнала Полину с кухни. — Как муха к чужому горю липнет! Сейчас, думаю, Модестовичу жаловаться побежала. Ты хотя бы вид сделай, что метешь там что или моешь, чтобы не привязался, если пожалует…

Анна взяла у нее тряпку и принялась с покорным видом наводить чистоту на разделочных столах.

— Убираешь? — из двери, как черт из табакерки, тут же выскочил управляющий. — Умница, Анечка, но пора и готовиться. Скоро твой номер, переодеться бы не мешало и отдохнуть — тяжелая работа никого не украшает. А тебе надо в самом лучшем виде показаться, чтобы гостям Владимира Ивановича понравиться.

— И то верно…

— Ступай, ступай, а я тебя провожу, послежу, чтобы все, как надо, и вовремя.

Анна кинула печальный взгляд на Варвару и пошла к себе. Модестович семенил следом и все приговаривал: «Нельзя тебе, Аня, уставать, талант, он ведь заботы требует, внимания и любви. Не приведи Господи, надорвешь свои ручки белые, ножки собьешь да истопчешь. Кто о тебе тогда позаботится, кому ты станешь нужна, к чему пригодна?»

Модестович хотел прошмыгнуть за Анной в комнату, но она его остановила и так посмотрела, что он мелко-мелко перекрестился и отступил в коридор. Но, дав Анне войти, он все же потихоньку сделал щелочку в двери и все заглядывал в комнату, пока она надевала костюм Саломеи.

— А чтобы и дальше не уставать и привлекательность свою дамскую ни на грамм не потерять, — продолжал бубнить за дверью управляющий, — приходи ко мне, Аннушка, попозже, мы все обсудим и подумаем, как и чем тебе помочь. Можешь даже костюм не менять. Так даже веселей будет. И зачем только Владимиру Ивановичу понадобилось, чтобы ты танцевала в костюме этом? Совсем без тряпок, кажется, намного лучше…