Елена Езерская: Возвращение

— Я стараюсь, маменька, — Лиза с грустью посмотрела на отца. — Я обещаю вам, что все проверю. И Соне помогу.

— Хорошо, ступай, ступай, — кивнула ей мать.

— Дети так соскучились по тебе, Петруша, — нежно сказала Долгорукая, проводив Лизу мечтательным взглядом. — В Петербурге ты, видимо, не сможешь уделять им достаточно времени. А они так соскучились по тебе!

— Ты права — сейчас я особенно нужен им.

— Как бы дети не замерзли по дороге в Петербург. Зима все-таки.

— Да уж, не жарко. А что, если отложить нашу поездку до весны?

— Петя, да в своем ли ты уме? У тебя семь пятниц на неделе. Я же все собрала.

— Маша — ты прекрасная мать и верная супруга.

— А я это знаю… — как-то странно улыбнулась Долгорукая и, потрепав мужа по щеке, направилась к себе.

Войдя в комнату, она воровато оглянулась по сторонам и что есть силы сжала кулаки.

— Ненавижу! Ненавижу! — прошипела она в пустоту и вздрогнула — пустота зашевелилась и ожила. — Кто здесь? Кто?

— А не признала, милая? — голосом Сычихи ответила темнота, и тотчас же она сама вышла на свет.

— Какого лешего ты здесь? Кто тебя звал? Хочешь, чтобы собак на тебя спустила? — зашипела Долгорукая.

— А ты меня собаками не пугай! — также шепотом ответила ей Сычиха. — Люди пострашнее собак будут! А вот скоро все узнают в округе, какая ты у нас сумасшедшая! В бароновой погибели проклятие выйдет тебе и всей твоей родне! От невинной крови не отмоешься! Своим безумием не отделаешься! — Сычиха клятвенно подняла руку.

— Ой, как красиво говоришь, милая! Только у тебя-то руки тоже в крови. Да, да драгоценная! Мне твоя тайна известна! А все о ней узнают — не сносить тебе самой головы. Вот так-то! Убирайся отсюда, чтобы я тебя больше не видела!

— Я-то уйду, но и тебе от расплаты не уйти! — пригрозила ей кулаком Сычиха. — Полоумной тебе не долго оставаться. Больше никого не заморочишь и от расплаты не уйдешь. И за Марфу ответишь, и за Лизу. За все души покалеченные, за всех убиенных. И не жди, что я молчать стану и угрозы твоей убоюсь. Я от кары Божьей не бегу, все когда-нибудь искуплю. А только твой час раньше моего будет. Ибо твои прегрешения не сравнимы с моими — я душу спасала, а ты калечила. Не равняй меня с собой — разные мы. И судьба у нас будет разная. Тебе гореть в аду, а мне даст Господь покой, и на том спасибо. Иного не жду. И ты не жди. Не будет тебе прощения — ни на земле, ни под землей!..

Отобедав у Долгоруких, Ольга вернулась в отведенную ей комнату и прилегла отдохнуть. Она ужасно устала за эти несколько дней и даже не заметила, как и заснула. Просто погрузилась в безмятежный и глубокий сон младенца, сон праведника. И, пожалуй, впервые Ольга расслабилась — она преодолела самый трудный, самый опасный участок пути, и тревоги ненадолго оставили ее.

К побегу она готовилась долго и тщательно, хотя поначалу о возвращении в Россию не помышляла. Но дни шли, Александр не давал знать о себе, и Ольга решила, что он испытывает ее и свои чувства. Она надеялась, что однажды получит письмо со знакомым почерком, и Саша сообщит ей, что он рядом, проездом в Европу, и они смогут украдкой встретиться и пусть на миг воскресить их незабываемые ночи.

А пока она готовилась к свадьбе, покорно и равнодушно перенося утомительные встречи с портным, принимая приглашения на обеды и званые ужины в замке Огиньского. Не то, чтобы Ириней был так уж неприятен, ей была неприятна сама мысль занять место своей умершей при родах сестры. Ириней был некрасив, но обаятелен, и хотя его внешность служила постоянным источником насмешек родовитых полячек — невысокий, кривоногий, с залысинами, он искренне любил ее старшую сестру Марину и души не чаял в маленькой Марусе, названной им в память об умершей жене. Ириней был старше Ольги вдвое, и, несмотря на то, что такой брак не считался неравным, Ольга готовилась принять его, как постриг.

Она зачастила к Иоанне Гродзиньской, морганатической супруге Великого князя Константина, — припадала к ее ногам, умоляла стать ее исповедником. Ольга рассказала ей историю своих отношений с цесаревичем Александром — как она прожила ее сама, а не так, как ее, шушукаясь за спиной Ольги, пересказывали в Польше. Иоанна приняла ее со слезами и убедила оставаться мужественной — ей было известно, какие усилия были предприняты царствующей императрицей Александрой Федоровной, дабы разлучить своего сына с его возлюбленной. Иоанна прекрасно понимала безуспешность любых попыток сопротивляться этой силе и посоветовала надеяться на силу чувства, которые испытывал Александр к Ольге. Надеяться и ждать. И Ольга ждала.