Жан-Мишель Тибо - Избранница богов

– Пусть убираются восвояси! – зло крикнул Анупам.

Сыновья ниже склонились над работой, подмастерья затаили дыхание. Они знали, что случается, когда хозяин гневается, и каково это – получать удары его палки.

– Амия! Пить! – крикнул он.

Но девочка не пришла. Лицо Анупама побагровело.

– Амия!

Его глаза налились кровью, он уставился на дверь, ведущую в кухню. Никого… Анупам резким движением встал и в следующее мгновение задохнулся в приступе кашля.

С криком «Отец!» к нему бросился старший из сыновей, Пайод.

У Анупама не было сил идти. Согнувшись пополам, он харкал кровью и желчью. Кашель душил его, но с этим ничего нельзя было поделать. Пайод, поддерживая отца, похлопал его по спине. Из кухни с кувшином прибежала Шарви. Они попытались напоить Анупама, но у них ничего не получилось.

– Давайте его уложим! – приказала Шарви сыновьям. – Пайод, скорее приведи Три-Глаза!

Амия же и знать не знала, что отцу стало очень плохо. Как только англичане вошли в Аунраи, она вместе со своими сестрами и невестками отправилась им навстречу, рискуя вызвать гнев отца.

«Отец не узнает», – сказала она себе, отделяясь от стайки родственниц. Амии не хотелось находиться рядом с Витрой. Жена брата ненавидела маленькую золовку, и та отвечала ей взаимностью. А зрелище обещало быть захватывающим…

По дороге под барабанный бой маршировали солдаты в красных мундирах – спины прямые, взгляды устремлены в сторону горизонта, туда, где их ждали героические свершения. Амии они показались красивыми и гордыми. И такими непохожими на деревенских мужчин! Солдаты английской армии выглядели куда внушительнее недисциплинированных вояк раджи Мукеша и правителей северо-индийских княжеств. Они казались непобедимыми, словно к их сотворению приложили руку великие боги. Ах, если бы ей, Амии, достался в мужья один из бравых офицеров, командовавших этим воинством!

Будто отвечая на ее мольбу, небо над храмом разрезала молния, и ее отблеск пал на золотые позументы на мундирах. Боги приветствовали их… Тучи лопнули, и на землю обрушился дождь. Амия с удивлением спросила себя, почему жители деревни не радуются. Ведь с тех пор, как в страну пришли англичане, стало меньше бандитов на дорогах, исчезли тхаги – разбойники-душители, [3]эти страшные убийцы, повсеместно сеявшие ужас, а также улеглись распри между разными религиозными общинами. Отец наверняка выпорол бы ее за подобные рассуждения, но Амия была достаточно умна, чтобы держать их при себе. Она никогда не заводила речи о таких вещах со своими подружками Мили и Хилой. Они бы убежали от нее, как от прокаженной: женщинам, а тем более девочкам, не дозволялось обсуждать исконно мужские дела и вопросы.

Проливной дождь не умерил решимости солдат – они невозмутимо продвигались вперед. Наконец, верхом на растревоженных грозой лошадях, появились офицеры. Командир полка, аскетичного вида мужчина, грудь которого украшала медаль в форме креста, проехал мимо, даже не взглянув на собравшихся крестьян. Это был завоеватель, хозяин Индии, в своих мечтах уже с почестями вернувшийся в Лондон, чтобы добавить свой портрет к длинной череде портретов предков. Высокомерие этого человека неприятно поразило Амию. И в то же мгновение она услышала голос старшей сестры:

– Амия!

Сестра была бледна как смерть.

– Что случилось?

– Отцу очень плохо. Идем, нам всем нужно молиться!

Но молитв, похоже, было недостаточно. Кровь продолжала покидать тело Анупама через рот даже несмотря на то, что Три-Глаза, наложив руки на грудь больному, остановила кашель с помощью заклятий на древнем языке. Теперь Анупам лежал на циновке. Вокруг него собрались сыновья, жена и друзья. Амия, ее сестры и невестки держались в сторонке. В спертом воздухе роились мухи и комары. Все задыхались, глядя на больного, к которому сползались тараканы.

Шарви неустанно взывала к милости богов. Пайод и двоюродный брат Анупама вторили ей. Остальные уже утратили надежду своими молитвами принести ему облегчение и вяло бубнили одни и те же слова. «Анупам Мадхав не задержится в этом мире», – думали они. Жизнь Анупама и правда подходила к концу. Он прожил ее достойно и честно: не нарушал законов своей касты, а если и пытался возвыситься над соплеменниками, то дозволенным способом – постоянным совершенствованием в гончарном ремесле.

И вдруг самый младший сын Анупама сказал:

– Может, доктор англичан сумеет его спасти?

Все в комнате замерли. Гневные взоры собравшихся впились в юношу. Взгляд же знахарки был подобен удару кинжала. Как он осмелился произнести столь кощунственные слова! Позор для члена семьи Мадхавов, позор для индийца! Обратиться к врачу-чужестранцу – страшный грех, особенно если вспомнить, как пламенно Анупам ненавидел всех англичан. Три-Глаза ткнула указательным пальцем в грудь юноши, который и так не знал, куда деться от стыда. Прикосновение это отозвалось у него в груди острой болью.