Наталья Павлищева: Великолепный век. Роксолана и Султан

– Как читал? Не читал.

– Ну да?

И Настя слово в слово повторяла услышанное, заставляя Нияза застывать с раскрытым ртом в недоумении. Позже он понял, что золотоволосая полонянка просто схватывает все с первого слова, и перестал поддаваться на Настины уловки.

Она знала множество самых разных стихов, конечно лирических.

Но вместо успокоения Гюль разрыдалась окончательно, словно предчувствуя что-то недоброе.

– Я с ним сбегу!

– С ума сошла?! Поймают и убьют.

Настя забыла, что совсем недавно сама твердила, что лучше быть убитой, чем покорной рабой. Но время лечит, вылечило ее и от этой уверенности. Возможно, только потому, что до сих пор девушке ничего не грозило. Кто знает, что сказала бы и как повела себя Настя, случись ей быть проданной, как все, может, и попыталась бы сбежать, а пока девушка с удовольствием постигала премудрости образования.

Прошло еще несколько дней, и Гюль куда-то увели. Она вернулась сама не своя, бросилась на матрасик, рыдая.

– Что, Гюль, что?!

– Показывали какому-то старому, страшному… Он разглядывал меня голой, трогал тело, чмокал губами. Завтра к нему отведут.

Следом пришла Зейнаб, накричала на Гюль за слезы, велела поутру идти со служанками в хамам, чтобы быть готовой к отправке в гарем старика. И Гюль, которая столько твердила Насте, что гарем богача – это удача, теперь лила слезы от ужаса. Настя подозревала, что дело не только в том, что будущий хозяин стар, но и в существовании Мюрада.

Когда Зейнаб ушла, Гюль вдруг произнесла фразу, озадачившую Настю:

– Только не вздумай за меня заступаться, слышишь?

– Заступаться? Но Зейнаб не так уж сильно ругалась. Она всегда так.

Позже Настя поняла, что подруга совсем не ругань Зейнаб имела в виду.

Ночью Гюль тихо скользнула из комнаты, но это неудивительно: по нужде они ходили в специальное помещение. Настя повернулась на другой бок и заснула снова.

Разбудили ее крики, причем девушкам запретили выходить из своих комнаток, а к Насте и вовсе приставили служанку. Она поняла – что-то случилось с Гюль. Утром бросилась к Зейнаб:

– Где Гюль? Что с ней?! Она?..

Настя боялась произнести страшное: «повесилась».

Зейнаб зашипела, брызгая слюной:

– Твое счастье, что не знаешь, где она! Шайтан на ваши головы! Такие деньги потерять! Дрянь безмозглая!

Она еще долго ругала Гюль, но так и не объяснила, что произошло. Сжалилась старая служанка, рассказала, что Гюль не пыталась повеситься или утопиться, она не пожелала доставаться старому развратнику и сама отправилась туда, где спят слуги, чтобы предложить себя Мюраду. Они не сбежали, понимая, что все равно поймают, но Гюль действительно отдалась парню прямо в маленьком садике и была застигнута, потому что один из слуг поднял шум.

Конечно, обоих ждал незавидный финал, над несчастными издевались долго, но Гюль умерла с улыбкой на устах, она все же досталась только своему возлюбленному!

Учеба прекратилась, никого из комнат не выпускали, даже в хамам не водили, и есть приносили прямо в комнаты. Настиной комнаты сторонились, словно в ней мог витать дух казненной Гюль. Самой Насте временами казалось, что так и есть.

Ее собственный дух был смущен, спокойствия больше не осталось, учеба не казалась важной, а жизнь хорошей. Ведь так и ее завтра могут продать старику, разве что у нее нет Мюрада, вместе с которым захотелось бы погибнуть.

Кто знает, что было бы дальше, но в Кафе вдруг снова засуетились, и в их доме тоже.

– Зейнаб, что случилось?

– Султан Селим умер.

Настя вспомнила, что это султан Османской империи, которой почти подвластен Крым, но при чем здесь они?

Выяснилось быстро, девушек решили везти в Стамбул на невольничий рынок, чтобы продать в гаремы чиновников нового султана. Новый правитель всегда менял людей подле трона, щедро разбрасывались деньги, дарились подарки, на это и рассчитывали хозяева Насти. Вложенные на обучение средства пора отрабатывать.

Настя пришла в ужас: если ее не нашли в Кафе, которая недалеко от дома, то в Стамбуле, который все еще помнили как Царьград и Константинополь, и вовсе не отыщут. С огромного невольничьего рынка можно угодить куда угодно. К тому же при словах «чиновник», «визирь» Настя представляла себе толстого слюнявого старичка с черными зубами и костлявыми пальцами.