Жюльетта Бенцони: Констанция. Книга шестая

— Адъютант генерала ла Файетта лейтенант де Ромеф.

Адъютант командующего Национальной гвардией вошел в комнату и щелкнул каблуками.

— Ромеф?.. — изумленно спросила королева. — Я бы никогда в это не поверила, если бы не увидела собственными глазами.

— Ваше величество, я исполняю волю пославшего меня французского народа.

— Где декрет? — спросил король.

— Вот он.

Наступила тишина, которая была нарушена спустя несколько мгновений, мрачным голосом Людовика XVI:

— Во Франции больше нет короля.

Констанция беззвучно зарыдала, и расталкивая в стороны собравшихся на лестнице людей, выбежала из дома. Она не знала, куда деваться, однако, к счастью, Жакоб уже нашел номер в гостинице и перетаскивал туда вещи.

— Идемте, мадам. Вам нужно отдохнуть. Перед толпой, собравшейся на площади, стали зачитывать декрет ассамблеи о том, что Национальное собрание объявляет власть короля во Франции незаконной. Но Констанция уже не слышала этого. Она сидела в своем номере, неподвижно глядя на противоположную стену.

Из оцепенения ее вывел негромкий стук в дверь.

— Мадам…

Это был голос Ретифа де ля Бретона.

— Что вам нужно? — недовольно спросил Жакоб, единственный слуга, оставшийся у Констанции.

Мари-Мадлен, позабыв о том, что у нее есть хозяйка, вместе с Франсуа Кольбером ушла в революцию.

Из-за двери снова донесся голос Ретифа:

— Не бойтесь, Жакоб. Это я, Ретиф де ля Бретон. Вместе со мной господин Томас Пени.

Кивком головы Констанция разрешила открыть дверь.

— Мы остановились в соседнем номере, — сообщил Ретиф. — Сейчас я объясню, зачем мы пришли. Только что на улице я видел лица этих крестьян. Это не были лица счастливых детей, которые вновь обрели своего отца, как выразилась мадам Созэ. На этих лицах отразилась многовековая печать голода и рабства. Пройдет еще много времени до того, пока эти лица изменятся. Тот день, который положил конец несправедливости еще далек.

— Вы пришли только для того, чтобы сообщить мне об этом? — устало спросила Констанция.

— Нет-нет, ваша светлость. Во-первых, мы хотели поблагодарить вас за путешествие. Нам было очень приятно находиться рядом с вами весь этот долгий день.

Констанция слабо улыбнулась.

— Путешествие было долгим и закончилось не слишком приятно, но все-таки оно сохранится в моей памяти. Так что же вы хотели, господин Ретиф?

— Ваша светлость, удовлетворите мое любопытство. Скажите, что находится в тех свертках, которые я вчера помог перенести из дворца в вашу карету?

— Так это были вы?

— Я с самого начала ему не доверял! — нервно выкрикнул Жакоб.

Ретиф де ля Бретон рассмеялся и развел руками.

— А, по-моему, это несправедливое чувство, ваша светлость. Люди всегда подозревают нас, думают, что мы, пишущие представители человечества, всегда шпионим за ними. А ведь мы просто пишем. Ну, и иногда издаем кое-что… Мы просто очень любопытны. Так что же у вас в свертках?

Констанция обратилась к Жакобу:

— Покажите.

Парикмахер стал медленно и торжественно разворачивать сверток.

— Это — костюм, в который был одет его величество Людовик XVI в момент открытия Шербурского порта. Сегодня его величество должен был одеть этот костюм перед своими войсками в Монмеди.

Здесь была та самая ярко-красная, вышитая коронами и гербом мантия.

— Наверно, ужасно играть роль короля?.. — с грустной улыбкой сказал Ретиф де ля Бретон. Томас Пенн кивнул. — Да, задача тяжелая, но красивая…

— Кто знает если бы король путешествовал в этом одеянии, то его, возможно, и не решились бы арестовать в этом местечке.

Жакоб облачил обнаруженный в номере манекен в королевское одеяние. Констанция долго смотрела на манекен, а затем медленно опустилась на одно колено.

— Ваше величество… Витторио…

В девять часов десять минут утра двадцать первого января тысяча семьсот девяносто третьего года палачи связали Людовика XVI, и под дикие крики толпы нож гильотины снес ему голову.

Наблюдавшая за этим из толпы Констанция де Бодуэн, увидев отрубленную голову короля, не стала больше задерживаться на площади Революции. Она торопилась к отъезду в Шербур, где на корабле, отправлявшемся в Америку, ее ждал сын Мишель в сопровождении двух преданных слуг — парикмахера Жакоба и маленького гасконца Шаваньяна.

— Прощай, Франция… Здравствуй, Америка…