Жюльетта Бенцони - Волки Лозарга

— Ну, это, пожалуй, слишком сильно сказано. Там играют в своей компании, среди порядочных людей… во всяком случае, чаще всего. Лучше расскажите мне о себе. Что вы делали с тех пор, как мы виделись в последний раз?

— Это долгая и темная история, когда-нибудь я вам все расскажу. А разве в пансион после вашего возвращения не дошли об этом слухи?

— К несчастью, я так туда и не вернулась. Помните, мне срочно пришлось уехать под неясным предлогом?

— Да, действительно, припоминаю, вам срочно надо было ехать к кузине в Париж, к графине Орландо, но я считала, что ваш внезапный отъезд мог быть связан и с тем странным происшествием в день похорон моих родителей. Там был замешан один молодой человек, и мне показалось, вы его знали.

— У меня все основания полагать, что это был мой брат, Джанфранко Орсини. Если хотите, потом я подробно все вам расскажу. Знайте только, что, приехав к графине Орландо, я застала ее за письмом к матери Мадлен-Софи с просьбой о моем скорейшем возвращении.

— Это было совпадение?

— Конечно. Так случается. Но в этом случае совпадение для меня крайне неблагоприятное: отец требовал, чтобы я ехала в Рим. И едва я переступила порог, как меня посадили обратно в карету и повезли в направлении отцовского палаццо. Я так и не успела справиться о брате, хотя, наверное, к тому времени он уже был в тюрьме.

— Но к чему столь скорый отъезд? У вас в семье случилось несчастье?

— Нет. Просто отец решил выдать меня замуж. Спустя два месяца сыграли мою свадьбу с Анджело Морозини… я поселилась в палаццо на Главном канале в Венеции… я была счастлива…

— Вы знали друг друга только два месяца? Или познакомились с вашим будущим мужем раньше?

— Я увидела его впервые, когда подписывала брачный контракт. И влюбилась с первого взгляда. Он был таким мужчиной, о каком я могла только мечтать: благородный, смелый, щедрый, со свободолюбивой душой. Очень красивый. И любил меня так же, как я любила его.

Гортензия на мгновение задержала дыхание. Дивный низкий голос вдруг оборвался, и послышалось что-то похожее на сдерживаемые рыдания. Тишина заполнила тесное пространство кареты с двумя узницами-пассажирками. Как будто боясь подступивших воспоминаний, Фелисия не решалась вымолвить страшные слова, ведь то, что ей предстояло рассказать, и в самом деле было ужасным.

— Через полгода после свадьбы Анджело убили. Австрийцы расстреляли его у стен арсенала за подстрекательство к восстанию.

Гортензия негромко охнула, и снова стало тихо. Она чувствовала, что словами тут не поможешь, утешить подругу не в ее силах, и только крепко сжала ее руку, затерявшуюся в складках ярко-красного шелка. Сверх ожидания, та ответила на пожатие, она прямо вцепилась в руку Гортензии, как ребенок, ища защиты, цепляется за мать. И Гортензия поняла, что гордая, дерзкая Фелисия носила в своем сердце рану, которой, быть может, никогда не суждено затянуться.

Они долго сидели так, рука в руке, не двигаясь, близкие, как никогда раньше. Экипаж мерно катился; они миновали площадь Людовика XV. Въехали на мост Людовика XVI, и Гортензия залюбовалась широкой муаровой лентой Сены с черными точками пришвартованных на ночь барж и шаланд. В воде тысячей огней отражались окна Тюильри и домов по набережной Вольтера, за ними виднелись башни собора Парижской Богоматери и каменные сторожевые башни тюрьмы Консьержери. Ночной Париж был удивительно красив.

Наконец Фелисия справилась с волнением. Она мягко высвободила руку, достала маленький носовой платочек и приложила его к глазам. А затем продолжила свой рассказ:

— Трое верных слуг (они и теперь со мной) помогли мне вовремя бежать из Венеции. Меня тоже собирались арестовать. Мне удалось вывезти драгоценности, деньги, несколько ценных вещей. Возвращаться в Рим не было смысла. Мне нужен был Париж, ведь я хотела и сейчас хочу только одного: отомстить. Для этого лучше всего было вернуться во Францию.

— Но я не понимаю, почему именно во Францию? Ведь это австрийцам вы собираетесь мстить.

— Вы правы, однако вспомните: в Австрии содержится исключительно важный для Франции пленник, он может стать чрезвычайно опасен, если получит свободу действий.

— Римский король?

— Да, тот, кому присвоили такой смешной для французского принца крови титул: герцог Рейхштадтский. Когда станет Наполеоном Вторым, он наверняка отомстит тем, кто держит его в заключении. Меттерних просто умрет от бешенства… А сюда я приехала затем, чтобы расчистить место к тому времени, когда его вырвут из тюрьмы.