Лора Бекитт: Агнесса. Том 2

Агнесса почувствовала, как горят щеки, и подошла к приоткрытому окну.

Некоторое время она следила за колдовским движением раскачиваемых ветром деревьев, каждое из которых было по отдельности, а все вместе они походили на гигантские травы, колыханием рождающие мощный завораживающий звук.

Агнесса вскрикнула и невольно отпрянула, когда перед нею возникло вдруг человеческое лицо.

— Боже мой! Джек!

Он перелез через подоконник и очутился в комнате.

— Тише, Агнес! Запри дверь.

Она пыталась безмолвно протестовать, и тогда он, сжав руками ее полуобнаженные хрупкие плечи, сказал:

— Я останусь здесь. Не прогонишь же ты меня сейчас? Мне некуда идти… Агнес! Я так изголодался по твоей любви за все эти годы, что каждая ночь, проведенная с тобой, для меня как еще одна жизнь и поверь: никуда ты не вырвешься, потому что однажды я взял в плен твою душу и уже не отдам. И я буду всегда возвращаться к тебе, откуда и как угодно, никуда от тебя не денусь!

Она знала — он и впрямь так любит ее, как знала и то, что он в самом деле уже не уйдет, но сказала все-таки:

— Я не могу, Джекки! Быть может, ты не понимаешь, но если Джессика… Она в сосденей комнате, я не сумею потом смотреть ей в глаза! Девочка не должна быть свидетельницей такого поведения своей матери, пойми!

Он понимал, но для него в этот миг было важно только то, что она противится отнюдь не потому, что не любит.

— Страшно быть такой, Джек, — лицемерно-лживой! Я прошу тебя, пожалуйста, уходи!

Он молча смотрел на нее, а она думала: что же в самом деле есть между ними? Джеку многого не хватало — образованности Орвила, его умения понимать и способности откликаться на ее малейшие душевные порывы, тонкости общения, но была странная магия взгляда и притягательность объятий. И вот он обнял ее снова.

— Не терзай себя, Агнес! Никто не узнает, я уйду очень рано — тем же путем. Не надо так… ты же любишь меня?

Джек прошел к ее постели, и она, повернувшись к нему, прошептала себе в утешение, в оправдание то, что звучало больше как приговор:

— Люблю…

Джессика сидела на скамейке в тени деревьев в бледно-голубом в желтый цветочек платье, с волосами, схваченными на затылке ярко-синим бантом, и в выражении ее личика не было ни капли ангельской кротости.

Джек сразу увидел — это его дочь, готовая к защите, когда придет момент, и не желающая отступать. Только… ведь он не желал ей зла!

Девочка разглядывала его; он по-прежнему казался ей чужим и враждебным, хотя в облике его и не было ничего отталкивающе-страшного: ни в немного усталом лице, ни в светлых глазах, глядящих на нее внимательно и с ожиданием, ожиданием объявления ею каких-то важных решений.

Сердце Джессики забилось в волнении.

— Я знаю, кто вы! — с вызовом, откинув назад голову, внезапно заявила она.

Лицо Джека помрачнело, и что-то дернулось в нем, точно надорванная струна.

— Знаешь?..

— Да. Папа сказал мне, что вы… говорили тогда правду.

— А! — Облегченно вздохнув, Джек улыбнулся. — Ты об этом? Я рад, что ты наконец поверила.

Он подошел ближе.

— Помните, вы говорили, что хотите дружить со мной?

— Конечно. И сейчас хочу.

— Я согласна, — произнесла девочка, самоотверженно глядя на него такими же светлыми глазами. — И я могу писать вам сюда, когда уеду.

— К сожалению, я не мастер писать письма, Джессика. Если бы ты могла полюбить меня хоть немного…

— Я все сделаю! — быстро проговорила девочка. — Только вы отпустите маму домой!

— Я не держу ее насильно, Джессика, можешь спросить сама, если не веришь. Я не такой уж плохой, как ты думаешь.

Она молчала, и тогда он добавил:

— Я тоже люблю тебя, и мне интересно все, что ты делаешь. Может, покажешь мне свои рисунки? Я много слышал о них.

Джесика нахмурилась.

— Я всем не показываю.

— Но мне-то можно!

Джессика снова вскинула голову.

— Вы что-нибудь понимаете в живописи?

— Нет, но мне все равно интересно.

— Мой папа, Орвил Лемб, очень хороший, вы знаете об этом?

— Да, — сказал Джек, — знаю.

— И у меня есть брат Джерри!

— И об этом тоже.

— Мы хотим, чтобы мама вернулась домой и жила там, с нами, а не здесь!

— Ты считаешь, я должен что-то сделать, да?

— Да, — сказала Джессика, поднялась со скамейки и, ничего не добавив больше, пошла к дому.

Джек смотрел ей вслед. Он знал, что она имеет в виду: чтобы он добровольно отказался от Агнессы и покинул ее. Он понимал Джессику, несмотря на то, что чувствовал боль и обиду: собственная дочь до сих пор так и не приняла его, считала чужим. Да, конечно, он не вписывался в тот мир, в котором она жила теперь, но… он не считал себя виноватым и не в силах был оставить Агнессу сейчас, когда вновь обрел ее любовь, когда чувствовал себя почти счастливым, хотя и знал, видел, как терзается живущая рядом с ним женщина. Лицо его приняло внезапно жесткое выражение. Пусть даже так, он не хочет и не может ее потерять! Нет, она не уедет!