Хелен Диксон - Предательство

К величайшему разочарованию Беллы, Ланс не стал отрицать, что считает ее откровенной и решительной.

— Однако мы вполне сможем обсудить, как доставить мне удовольствие, когда вы вернетесь в мою постель.

Белла не помнила себя от ярости.

— Да как вы посмели только сказать такое? — воскликнула Изабелла, густо покраснев. Он ожидал, что она собирается поддерживать с ним супружеские отношения, словно ничего не случилось. — Если вы думали жениться на почтительной и услужливой женщине, которая будет слушаться малейшего вашего приказания, то сильно просчитались с выбором.

— Я так не думаю.

Белла покачала головой и отвернулась.

— Вы не правы, Ланс Бингхэм, — тихо заключила она и направилась к двери.

— Белла, вы моя жена, — холодно проинформировал ее он.

Она остановилась и повернулась вполоборота, ее изящные брови сморщились в презрительном удивлении, румянец стал еще гуще.

— Мне это известно, — ответила Изабелла и с горечью добавила: — И много же хорошего это мне принесло.

Сообщив ему, что начинает сожалеть об их браке, Белла собралась покинуть кабинет. Она чувствовала, что его глаза могут прожечь ей дыру в спине. Когда Изабелла уже дотронулась пальцами до ручки двери, его низкий, угрожающий голос прорезал тишину:

— Белла!

— Да? — спросила она, повернув голову.

— Подумай хорошенько, прежде чем совершить ошибку и вновь отказаться исполнять мои приказания. Ты об этом пожалеешь. Обещаю тебе.

Невзирая на тревожную дрожь, которую возбудил в ней его вкрадчивый голос, Белла бесстрашно вскинула голову.

— Спокойной ночи, Ланс. Надеюсь, у тебя будет время пересмотреть свое отношение к Шарлотте. — В этот самый момент она услышала, как где-то наверху раздался крик ребенка. — Это твоя дочка заявляет о себе. Возможно, она столь же неохотно относится к пребыванию в отцовском доме, как и он к ее присутствию.

На этой ноте Изабелла оставила его в комнате по-прежнему кипящим от гнева. Ланс тяжело опустился в кресло, его брови сошлись над переносицей в тяжких раздумьях. Он обязательно исполнит задуманное, заставит Беллу принять правила, которых ей следует придерживаться, будучи его женой, и определенно добьется успеха, как бы она ни сопротивлялась. Даже мысль о том, что она посмела проигнорировать его волю, привезя Шарлотту в Райхилл и прекрасно сознавая его ко всему этому отношение, доводила его до неистовства. Более того, практически неконтролируемое желание тела обладать ею, возникшее, когда он столкнулся с ее неповиновением, удивляло и однозначно раздражало его. Будучи реалистом, Ланс понимал, что ее решение покинуть его постель лишь частично служило тому причиной.

Невольная улыбка разгладила мрачно сведенные брови. Ланс осознал, что Белла никогда не будет почтительной женой, обладая таким переменчивым и раздражительным характером. Однако в ее неистовых изумрудных глазах, вспыхивающих гневными искорками, и щечках, окрашенных сердитым румянцем, он находил достойную компенсацию.

Пытаясь поддерживать в доме шаткое подобие порядка и мира в последовавшие за приездом малышки Шарлотты дни, Изабелла вела себя так, будто раздражительности и злобы, окрасивших их отношения с Лансом в темный цвет, вовсе не существовало. Она надеялась, что со временем искрящее напряжение между ними уменьшится. Если слуги и поражались тем, как ведут себя по отношению друг к другу хозяин и хозяйка, находясь в состоянии ссоры всего лишь через несколько дней после свадьбы, то никак не проявляли своего удивления. Между графом и графиней не было никакого телесного контакта — ни прикосновений рук, ни нежных взглядов, ни едва заметного обмена ласками, как это происходило в самом начале.

Шарлотта оказалась спокойным, обаятельным младенцем, и все, кому приходилось с ней общаться, попадали под воздействие ее естественного очарования — все, за исключением ее отца. Проявляя подлинный интерес к ребенку, Белла проводила очень много времени в детской, так что они с Шарлоттой постепенно привыкали друг к другу. Изабелла обычно наблюдала за тем, как малышка ползает по ковру, или, взяв ее на руки, сидела у камина, осторожно обнимая крошку и наслаждаясь ощущением пухленького, сладко пахнущего младенческого тельца у себя на коленях, прижавшись щекой к темным кудряшкам, вслушиваясь в довольное воркование девочки. Белла пела ей колыбельные, укладывая спать, и, полностью отучив от груди, кормила сладким заварным кремом, яйцами и кипяченым молоком, поскольку кормилица уже покинула поместье, поступив в другой дом.