Ферн Майклз - Найди свою мечту

Руби села на край кровати и пружины жалобно заскрипели под тяжестью ее тела. Стояли только первые дни июня, но в комнате уже было душно и жарко. Зато зимой Руби частенько замерзала здесь от холода и сквозняков.

— Почти свободна! Почти! Я уезжаю и уже никогда не вернусь, никогда, никогда, — тихонько напевала она.

Все было уже готово к отъезду. Руби собрала чемоданы, надела далеко не новое, зато не такое выцветшее, как остальные, платье с кружевными отделками и немного покрутилась перед зеркалом, поправляя модную прическу с челкой, под «голландского мальчика», решив как можно быстрее сделать шестимесячную завивку, приобрести заколки для волос, а также ленту или две — при условии, конечно, если это принято носить у девушек в Вашингтоне. Ботинки на Руби были почти новые, как и носки. Это же касалось и нижнего белья. Господи, ну почему она такая худая и некрасивая, с огорчением подумала Руби, уже начиная сомневаться в правильности своего решения. Может, ей лучше было остаться дома и устроиться на швейную фабрику? Руби приходилось встречать работающих там девушек, закончивших школу на год или два раньше ее. Они выходили из автобуса усталые и безразличные, не обращая никакого внимания на приставшие к их одежде нитки. Мать Руби часто называла швейную фабрику настоящей каторгой. Впрочем, жизнь со старшей сестрой Амбер также не сулила ничего хорошего. Амбер была слишком дотошной и своенравной, к тому же любила врать.

Отогнав невеселые мысли, Руби решительно поправила коврик у кровати, вынесла в коридор чемоданы и закрыла за собой дверь в комнату. Ей не хотелось, чтобы родители слишком быстро хватились ее, не дав спокойно попрощаться с бабушкой.

Между тем в доме все было спокойно. Никто даже не подозревал о происходящем. Мать Руби, Ирма, сейчас, вероятно, находилась на заднем крыльце, вылущивая к обеду горох, а отец пошел в город за почтой и покупками, не доверяя жене такие важные дела. Он постоянно твердил, что Ирма совершенно не умеет разумно тратить деньги.

Младшей сестры, Опал, тоже не было дома: она уже отправилась в церковь на занятия катехизисом. Признаться, они с Опал давно объединились против родителей и своей старшей сестры Амбер. Руби обещала писать письма, адресуя их на дом бабушки, Мэри Козински.

Девушка осторожно спустилась по лестнице и замерла, услышав какой-то звук: видимо, вернулся отец. Со скрипом открыв стеклянную дверь, она постояла на крыльце, ожидая, не позовут ли ее обратно в дом. Возле колен назойливо жужжала пчела. Прихлопнув насекомое рукой, Руби снова подумала о старшей сестре. Раньше Амбер мыла нижнее крыльцо. Однако из-за ее частой болезни долгое время эту работу каждое воскресенье выполняла Руби. Теперь наступила очередь Опал.

Руби торопливо вышла на улицу, миновала завод лесоматериалов, пересекла железнодорожные рельсы и проследовала мимо предприятия по производству памятников Райли, где работал ее отец. Затем она направилась в сторону гаража своего дяди, пересекла мост и начала подниматься в гору. Возле кабачка Бендера в нос ей ударил запах застоявшегося пива, вынудив на секунду задержать дыхание.

Наконец впереди показался дом бабушки. Лицо Руби озарила улыбка. Она слишком любила Мэри Козински, чтобы уехать, не попрощавшись с ней.

Маленький приземистый домик бабушки был сделан из полевого камня и обнесен стеной на высоту строения. Руби с грустью подумала о том, что ей уже никогда не доведется посидеть на этой стене, полежать под каштаном во дворе. Признаться, она очень любила это дерево. Его раскидистые ветви служили ей укрытием и одновременно выполняли роль своеобразного огромного зонтика. Руби знала, что всегда будет помнить эту милую ее сердцу обитель.

Самым примечательным в доме бабушки была кухня, большая, квадратная, оклеенная обоями с рисунком махровых роз, от вида которых у Руби иногда начинала кружиться голова. На подоконниках и многочисленных полках в цветных глиняных горшках стояли комнатные цветы. Холщовые занавески были отделаны красной зигзагообразной тесьмой собственноручной бабушкиной вышивки. Их меняли два раза в год, когда мыли окна. Красивый узорчатый пол, покрытый линолеумом, поражал своей ослепительной чистотой. Но больше всего Руби нравилась старомодная угольная плита, на которой в горшках постоянно кипели апельсиновые корки. Она называла это помещение «кухней чистой любви». Когда-то Руби любила и родительский дом, но эта любовь постепенно превратилась в нечто совершенно противоположное, чего нельзя было сказать о ее чувствах к бабушкиному дому.