Настасья Бакст: Предательство страсти

Максимилиан проснулся и, увидев перед собой пустое ложе, схватился за сердце.

— Мари! — воскликнул он.

— Я здесь, — ответил ему слабый, но, без всякого сомнения, живой, человеческий голос.

— Хвала Всевышнему! Ты жива! Боже! Как же я испугался! — Максимилиан подошел к Мари, бросился перед ней на колени и порывисто обнял. — Ты не можешь себе представить, как я боялся тебя потерять!

Баронесса собрала все свои силы и оттолкнула епископа.

— Нет! Я прошу, не надо! Неужели вы не понимаете, что я никогда не буду вашей! Зачем вы меня мучаете? Зачем губите свою душу? — крик Мари походил на стон загнанной лани.

Епископ залился красной краской и встал.

— Прости, — он отошел назад, ощущая жгучий стыд за собственную несдержанность. — Я так переживал… Когда мы нашли тебя, я обезумел!

— Нет, это вы меня простите, я не хотела никого пугать, — Мари забралась в кресло с ногами и обняла свои колени.

Повисло неловкое молчание. Максимилиан мялся с ноги на ногу, затем спросил:

— Может быть, тебе что-нибудь нужно? Только скажи, любое твое пожелание!

— Я хочу побыть одна, — последовал ответ.

— Но… — в голосе епископа ясно прозвучала тревога. — Мне кажется…

— Вы боитесь, что я задушу себя? — усмехнулась баронесса фон Штерн. — Не беспокойтесь. Господь этой ночью ясно дал понять, что пока не ждет меня к себе. Я больше не буду искушать судьбу.

— Тогда я пришлю доктора Моррица, чтобы он вас осмотрел, — утвердительно сказал Максимилиан и стремительно вышел, пока баронесса не успела возразить.

Епископ Готторпский, покинув келью послушницы, почувствовал себя несколько обескураженным. Не то чтобы его задело всякое отсутствие благодарности, он его и не ожидал, глупо думать, что человек, решивший расстаться с жизнью, поблагодарит за спасение. Епископа задела странная, пугающая решимость, чувствовавшаяся в баронессе. Максимилиан был уверен, что она приняла какое-то очень важное решение.

— Хотелось бы знать, какое, — задумчиво сказал он вслух.

— Вы что-то сказали, ваше преосвященство? — обратилась к нему одна из монахинь, стоявших неподалеку.

— Ничего, — поспешно ответил епископ и, желая избежать расспросов, ускорил свой шаг.

Монахини переглянулись.

— Совсем помешался на этой юбке, — зло прошипела одна из них. — Он навлечет на себя гнев Божий, вот увидите!

Днем в монастыре случилось нашествие. Первой прикатила золоченая карета Бетти, герцогини Кентерберийской, следом за ней появилась герцогиня Йоркширская, сестра королевы, и, наконец, появилась леди Сазерленд. Все три дамы решительным строем двинулись в приемную Максимилиана.

По всей видимости, там состоялся весьма жаркий разговор. Монахини, собравшись под окном и припав ушами ко всем возможным скважинам и щелкам, жадно прислушивались к происходящему. Вначале стороны обменялись обязательными ничего не значащими репликами о погоде, курсах акций Ост-Индской компании, некоторых общих знакомых и состоянии здоровья королевской четы. Затем Бетти задала епископу прямой вопрос:

— Итак, намерены ли вы и дальше удерживать в своих стенах баронессу фон Штерн?

Максимилиан попытался прекратить этот разговор, сообщив, что Мари находится здесь по своей воле и ее никто насильно не удерживает. Однако в ответ на это все три женщины заявили, что хотят немедленно ее увидеть.

— Это совершенно невозможно! — воскликнул епископ.

— Почему? — глаза Бетти сузились до размера прорезей в копилке.

— Она… она нездорова.

Леди Сазерленд увидела, что руки Максимилиана задрожали, а на его шее отчетливо выступили капли пота.

— В чем дело, Максимилиан? — спросила Елизавета, глядя на старого друга в упор. — Я знаю тебя уже больше двадцати лет и теперь уже с точностью могу определить, когда ты что-то скрываешь!

Елизавета, я прошу тебя, — епископ посмотрел на леди Сазерленд и осекся. Такого выражения лица он не видел у нее никогда.

— Послушайте, ваше преосвященство, — вступила в разговор герцогиня Йоркширская, — если Мари, баронесса фон Штерн, сейчас сама скажет нам, что желает остаться в вашей обители, мы без промедления оставим вас в покое, принеся извинения за это вторжение. Но если вы удерживаете ее силой или… какими-то сведениями…

— Как вы смеете упрекать священника в шантаже?! — епископ вскочил и начал нервно ходить туда-сюда. — Неужели вы не понимаете, что я не уполномочен единолично решать это дело?!

— Если вы о Реджи, — отозвалась леди Сазерленд, — то он уже на все согласился, а если вздумает чинить какие-нибудь препятствия, то может попрощаться с коллекцией охотничьих ружей, которые достались мне от отца. По закону, это часть моего приданого и я могу распоряжаться ею совершенно самостоятельно. Если, Реджинальд, вдруг, что очень мало вероятно, передумает, то я продам эти ружья принцу Уэльскому, который, как вы знаете, тоже большой любитель старинного оружия.