Настасья Бакст: Предательство страсти

— Ничего, Мари. Ты очень часто говоришь не подумав. Я уже привыкла.

Оставшуюся часть пути они ехали молча. Мари все время поглядывала на Лизхен с виноватой улыбкой, ей было ужасно стыдно за свою глупую шутку. Лизхен же смотрела куда-то «внутрь себя», как говорит Рихард, и лицо ее было крайне напряженным. Мари увидела отчетливую вертикальную складку на лбу подруги.

— О чем ты думаешь? — осторожно спросила баронесса фон Штерн.

— Ни о чем серьезном, ваша светлость.

— Лизхен, я уже попросила прощения…

— Я знаю, и больше не сержусь.

— Вижу я, как ты не сердишься.

Теперь Мари тоже разозлилась. Иногда Лизхен становится невыносимой. И откуда только в ней эта неуемная, несгибаемая гордость? Она чувствовала себя по отношению к Лизхен одновременно и матерью, и подругой. Неудивительно, что та ведет себя или как непослушный ребенок, или как упрямый и независимый подросток. Чувства Мари по отношению к Лизхен, похоже, передались и Рихарду, который иногда, в шутку, называл фройляйн Риппельштайн внебрачной дочерью жены и даже позволял иногда называть себя «дорогой отчим». Ну, ничего. Как только он подпишет все необходимые бумаги и Лизхен станет обеспеченной невестой, они быстро найдут ей мужа. Мари поежилась. Ведь если Риппельштайн не будет рядом, то баронесса останется совсем одна. Отчаявшись родить ребенка, Мари всю свою заботу сосредоточила на Лизхен, обучив ту различным наукам, игре на музыкальных инструментах, привив ей безупречный вкус… И все плоды ее стараний достанутся какому-нибудь полуграмотному виноделу, который только и знает, что гордиться своими барышами после ярмарки!

Лизхен так и не заговорила со своей подругой-матерью до самого замка. Она была полностью поглощена раздумьями.

— Рихард!

Мари быстро и легко спускалась навстречу мужу по главной лестнице. Она все еще была юна и свежа как шестнадцатилетняя девушка. Все думали, что они и Лизхен — одного возраста. Злые языки утверждали, что Мари специально не хочет рожать детей, чтобы сохранить девичью фигуру.

Барон приветствовал жену холодным, «приличным» поцелуем.

— Познакомься дорогая. Это граф Александр Салтыков, наш русский гость. Он приехал полчаса назад. Его светлость прибыл в Пруссию по важному делу и вот оказался в наших краях. Я предложил ему кров и счастлив, что он принял мое предложение. Ты же знаешь, как мы рады оказать услугу русскому вельможе.

Мари повернула голову туда, куда смотрел Рихард, и увидела красивого молодого человека в русской военной форме, который ей смущенно» улыбался. Она почтительно склонилась в изящном реверансе, и долго не вставала, потому что краска залила ее щеки. Гость был так молод и так красив, что само по себе представление его молодой, замужней даме уже могло показаться пикантностью. Собственная реакция на гостя показалась Мари странной. Она читала о таком в книгах, когда одного взгляда достаточно, чтобы сердечный ритм сбился с привычного такта, чтобы дыхание пресеклось, а весь мир на секунду потерял значение…

— Я счастлива приветствовать вас, граф Салтыков, в нашем доме. Надеюсь, что ваше пребывание в Висбадене будет приятным, — ответила баронесса, не поднимая глаз, и прижимая ладонь правой руки к груди.

— Спасибо, я уверен, что оно не может быть иным.

Молодой человек нагнулся, чтобы поцеловать руку Мари, затем вдруг поднял лицо и непозволительно долго разглядывал баронессу.

— Вы прекрасны, — чуть слышно прошептал он, так, чтобы не услышал Рихард.

Мари покраснела до корней волос, ведь муж мог все услышать! Какой ужас. Неудивительно, что эти русские так привлекают Рихарда.

Должно быть, в России большая вольность нравов, подумала Мари.

— Я распоряжусь об обеде. С вашего позволения, — сделав легкий, почтительный поклон мужу, баронесса фон Штерн быстро удалилась.

Едва войдя в собственную спальню, она прижалась спиной к двери, пытаясь унять сердцебиение. «Вы прекрасны, баронесса» — звучало в голове. И он прекрасен. Этот русский граф. Высок, строен, широк в плечах, наверное, очень силен… У него черные как смоль волосы, белая кожа, зеленые глаза, ослепительная улыбка. Он молод. Интересно, сколько ему лет? Двадцать пять? Мари сжала виски руками. Нельзя о нем так думать! Это непозволительно!

Она несколько раз глубоко вздохнула, и, подняв глаза, увидела себя в зеркале. Чудо Господне, как она преобразилась! Всего за несколько минут. На щеках появился легкий нежный румянец, «девичий», тот самый, что она считала потерянным навсегда. Несколько локонов выбились из прически, грудь вздымалась часто и высоко под жестким корсетом.