Алисса Джонсон - Леди-наследница

— Она единственный человек, которому удавалось его успокоить, в этом следует отдать ей должное. Мне почти жаль, что я этого не видел. — Маркиз еще раз просмотрел цифры. — Если леди Энгели следовала своей обычной схеме — красть половину суммы от тех трат, которые действительно имели место, то девочке остается сорок фунтов в год. Не густо…

Кинкейд расчистил место среди горы гроссбухов, чтобы встать.

— И когда леди Энгели исчезла, денежные поступления, должно быть, прекратились?

На минуту в комнате повисло тяжелое молчание.

— Больше полугода назад, — тихо промолвил маркиз. — Черт побери. Тут есть адрес. — Он постучал по бумаге. — Мердок-Хаус, Энскрам, Шотландия. Это возле границы, верно? Я напишу Гидеону. Будем надеяться, содержание выплачивалось ежегодно и мисс Блайт по-прежнему живет там. Это дело еще не поздно уладить.

— В ваше отсутствие ваш брат управляет имением. Быть может, нам было бы разумнее вернуться…

— Нет. — Слово вырвалось резче, чем намеревался произнести маркиз, и он устало провел рукой по лицу. — Прошу прощения. Из-за этой жары и бесплодности наших поисков я немного не в себе. Гидеон переложил ответственность за имение на нашего секретаря чуть ли не раньше, чем я успел попросить его заняться этим. Брату нужно какое-нибудь дело. Какая-нибудь задача.

Что-нибудь, подумал маркиз, что хоть немного развеет уныние, которое брат пытается скрыть за веселым остроумием и беззаботной улыбкой.

— Игра в странствующего рыцаря пойдет Гидеону на пользу.

Кинкейд слегка кивнул, выражая свое согласие, но помедлил, прежде чем заговорить:

— А вы не думали о том, что… какие-то сведения из тех, что мы ищем, могут храниться не здесь?

Маркиз предпочел оставить без внимания косвенный намек, содержащийся в этих словах.

— Если они не здесь, то у вдовствующей маркизы. Когда мы найдем ее… — Тогда они найдут все, что мачеха украла за столько лет. — Когда мы найдем ее… то найдем и Роуз.

Когда Кинкейд заговорил снова, голос его был мягок и пронизан сочувствием старого друга:

— Прошло уже больше двенадцати лет, милорд. Двенадцать лет, и ни единого словечка. Прошу вас. Вы должны смириться с мыслью, что Роуз мы не найдем. Велика вероятность, что леди умерла.

— Я бы знал.

Маркиз не поднимал глаз от стола, упорно отказываясь поддаваться сомнению, которое жило бок о бок с надеждой с тех пор, как он узнал о мачехином предательстве.

— Роуз не умерла. Она просто… потерялась на время.

Как и леди Энгели, осознал он, и мисс Блайт.

— Я подумал, Кинкейд, что наша семья имеет дурную привычку терять своих женщин.

— Шевельнешь хоть пальцем — и я продырявлю тебя насквозь!

Вот дьявол.

Во время утомительно долгой поездки из Лондона в шотландский Энскрам лорд Гидеон Хаверстон много раз пытался представить, какой прием ждет его в Мердок-Хаусе. Он по большей части был оптимистом, не лишенным живого воображения, и посему имел все основания рассчитывать, что этот прием будет включать в себя самый минимум упреков и слез и ошеломляющий поток изъявлений бурной радости и признательности.

При этом не исключалось использование слова «герой».

Но он уж никак не представлял, что в конце путешествия найдет необитаемый дом, прячущихся в конюшне разбойников, фразу «продырявлю тебя насквозь», произнесенную в темноте сиплым шепотом, и дуло ружья, больно уткнувшегося ему в поясницу.

Однако бывали приемы и похолоднее.

— Если вы хотите денег, то вам трудно будет их получить, разве что один из вас залезет ко мне в карман. Хотя, говорят, в России есть человек, который может двигать предметы одной лишь силой мысли. Весьма полезный талант. Возможно, вы с ним знакомы?

За этим заявлением последовало короткое молчание.

— А ты хладнокровный ублюдок, да? — наконец прошипел голос. — И не я здесь вор!

Молодой, подумал Гидеон. Очень молодой и боится. Ему хорошо знакома мальчишеская привычка прятать за бравадой страх. Достаточно часто приходилось слышать это на борту «Стойкого» — нарочитое понижение голоса, скрывающее дрожь, и эта осиплость, когда слова проталкиваются сквозь ком ужаса, засевший в горле.

«Боюсь? Кто, я, кэп? Да ни в жисть».

Но они боялись. У себя на корабле он не терпел дураков.

Парнишка позади него явно в бегах, думал провести ночь на куче соломы. Лучше поскорее осадить его, пока он не сотворит что-то такое, о чем пожалеют оба.

Гидеон перенес вес на здоровую ногу, развернулся, одной рукой отбил в сторону дуло ружья, а вторую сжал в кулак и отвел для удара.