Симона Вилар: Лесная герцогиня

— Ну так что, мессир? — вновь спросил Эврар Меченый. — Каковы будут ваши указания?

Ренье мрачно глядел на пенные потоки реки, на дождь, на темнеющее небо.

— Будем делать остановку.

Хозяева харчевни поначалу испугались, когда их двор заполнила толпа вооруженных всадников, но после быстро оправились, прикинув, что постой знатных особ несет большие выгоды, и торопливо стали расталкивать уже дремавших на соломе под стенкой обычных постояльцев. Те сами поспешили убраться, когда под низкой притолокой входа стали появляться один за другим вооруженные люди — уж лучше переночевать в хлеву или на конюшне, чем вызвать неудовольствие господ.

Сырые поленья в открытом, обложенном булыжником очаге плохо разгорались, и низкое, крытое тростником помещение сразу наполнилось дымом. За перегородкой испуганно замычала корова, куры сослепу метались под ногами вошедших. Те чертыхались, ругались на незнакомом диалекте. К едкому запаху дыма прибавилась вонь от отсыревших кож, давно не мытого человеческого тела, оружейной смазки. Но воины в основном были довольны: снимали высокие конические шлемы, стряхивали воду с плащей, прислушивались к шуму дождя за обмазанными глиной стенами.

Все еле разместились. Стало жарко. Хозяин сразу понял, кто здесь господин, и угодливо кинулся к нему. Тот неторопливо снял мокрый войлочный капюшон. Голова наполовину лысая, за ушами длинные пегие от седины волосы заплетены в косицы. Сухая породистая голова покоится на мощной, но с дряблой гусиной кожей шее. Герцога так и величали — Ренье Длинная Шея. Но хозяин этого не знал. Он видел перед собой только богатого старого господина в роскошной серебряной кольчуге. В рукояти его меча, завистливо-цепким взглядом отметил хозяин, сверкали такие камни, что на них можно было приобрести не один господский манс с литами(Манс — земельное владение с усадьбой. Литы — полусвободные общинники, близкие по своему статусу к крепостным и рабами в придачу). Он тут же стал прикидывать, какие выгоды можно извлечь из постоя столь вельможных гостей.

Затем в помещение вошли женщины. Две — явно служанки, а третья — с первого взгляда понятно, что госпожа. Хозяин невольно уставился на нее: святые угодники — что за красавица! Лицо нежное, бело-розовое, даже усталость его не портила! Глаза темно-карие, огромные, хотя с утомленньм равнодушным выражением, но под красивыми, черными как смоль тонкими бровями и опушенные длинными ресницами были удивительно прекрасны. Особенно когда дама откинула капюшон и темную глубину очей осветили медно-рыжие, красноватого отлива густые волосы. Кожа по-детски полных губ обветрилась, но когда она что-то сказала одной из служанок и засмеялась, стали видны ее ровные белоснежные зубы, а на щеках появились очаровательные ямочки.

— Эй, любезный, ты что, подобно жене Лота превратился в соляной столб? ~ рявкнул один из воинов, и его угрюмое лицо с уродливым шрамом красноречиво засвидетельствовало, что он не собирается ждать, пока хозяин постоялого двора налюбуется госпожой. Он угрюмо сверкнул глазами из-под надвинутой на лоб шапки.

Хозяин сразу засуетился. Стал расспрашивать, кто его знатные гости. Даже рот открыл, когда узнал, что его почтили посещением сам герцог с женой. С женой?.. Он-то поначалу решил, что это его дочь. Хорошо, что предупредили. Теперь он уступит лотаринг-ской чете свою комнату. Не Бог весть что, но там имеется глиняная печурка, на кровати — недавно сшитое овчинное покрывало. Есть даже окошко, затянутое бычьим пузырем. Однако он не уверен, что его скромных припасов хватит, чтобы угодить светлейшему герцогу и досыта накормить всех господ воинов.

Эврар хмыкнул так, что зазвенела кольчуга. Неужели этот трактирщик осмелился надеяться, что его господин притронется к убогой пище постоялого двора? Нет, они имеют с собой достаточно, чтобы не знать ни в чем нужды. Воин вышел с хозяином и его домочадцами к одной из телег, где в свертках была упакована провизия: пшеничные лепешки, свиное сало, буженина, сушеная оленина, два бочонка с рейнским вином.

Вскоре в котелке над огнем весело булькала похлебка, а хозяйка, судорожно глотая слюну, резала на дощечке душистую буженину.

Эмма присела на скамью подле мужа. Он даже не поглядел в ее сторону. Эмме была непонятна его неприязнь. Ведь до венчания герцог вел себя совсем иначе, был заботливым, учтивым. Она думала, что сможет стать ему доброй женой из благодарности — после отречения от нее Ролло к ней все относились равнодушно, если не сказать враждебно. Теперь же она — герцогиня Лотарингии, по статусу ничем не уступающая своему прежнему мужу. Как же ей хотелось, что-аы он узнал об этом, чтобы не думал, что брошенная им женщина пропала в безвестности.