Дафна дю Морье: Генерал короля

Мать нарекла меня Элизабет, но я хочу подписать это письмо

Ваша дочь Бесс».

Я молча держала в руках записку. У меня на языке вертелась сотня вопросов, для которых не было ни времени, ни подходящих обстоятельств. Вопросы были женские, и ответить на них смогла бы только сестрица Мери, которая меня бы поняла. Хороша ли она собой? Добра ли? Похожа ли лицом на отца? Такие ли у нее рыжие волосы, как у него? Сумеет ли она понять причину его плохого настроения? Станет ли смеяться вместе с ним, когда ему весело? Но ни один из этих вопросов не имел теперь смысла, и задавать их было неуместно. Я ведь никогда ее не увижу.

— Ты дал мне записку, чтобы я передала ее по адресу? — спросила я Джонатана.

— Да, — и он опять посмотрел на часового за окном. — Я уже сказал, что «Франсис» покинет Фой с первым приливом и отправится в Придмут, чтобы собрать верши для крабов, заброшенные в море между берегом и скалой Каннис. В ранние часы нетрудно без помех принять на борт пассажира.

— Не трудно, если пассажир ждет на берегу.

— Твоя задача, Онор, чтобы он оказался там. Джонатан догадался, что Ричард прячется в подземелье, это я поняла по тому, как пристально он глядел мне в лицо.

— Часовой охраняет мощеную дорожку, — сказала я.

— Только эту часть, но не противоположную.

— Риск очень велик даже ночью, даже ранним утром.

— Знаю, но тот, о ком мы говорим, не побоится риска. Он снова достал из кармана бумагу с объявлением.

— Если тебе удастся передать письмо, отдай ему и это. Я молча взяла бумагу и спрятала в складках платья.

— Хочу попросить тебя еще кое о чем, — начал Джонатан.

— Что еще?

— Постарайся уничтожить все следы. Завтра сюда прибудут настоящие ищейки. Их чутье не сравнить с теми вояками, что были здесь сегодня.

—В доме ничего обнаружить нельзя, ты сам это знаешь. Когда твой отец сооружал контрфорс, он устроил все очень хитро.

— В доме, действительно, все в порядке, а вот со стороны парка секрет нетрудно открыть. Я разрешаю тебе доделать то, что было начато парламентом в 1644 году. Полагаю, мы больше не станем пользоваться летним домиком.

Кажется, я догадалась, что он имел в виду. Джонатан внимательно следил за моим лицом, опираясь на палку.

—Дерево хорошо горит в сухую погоду, — сказал он. — Все остальное обрушится, а крапива и чертополох растут летом очень быстро. Ни мне, ни Джону не придет в голову эту крапиву уничтожать.

— Но почему бы тебе самому не сделать эту работу? — прошептала я.

Тут дверь в столовую открылась, и на пороге появился один из приехавших с Джонатаном военных.

— Простите, сэр, — сказал он твердо, — но вместо отпущенных вам десяти минут вы говорите уже пятнадцать. Я не могу нарушать приказ. Прощайтесь, и мы вернемся в Фой.

Сердце мое упало. Я глядела, ничего не понимая.

— Как? Разве мистер Рэшли все еще не на свободе?

— Времена нынче тревожные, дорогая Онор, — сказал Джонатан тихо, — власти решили, что пока я должен находиться если не в заключении, то под наблюдением. Мне придется ночевать в моем городском доме в Фой. Жаль, что я не объяснил тебе все с самого начала.

Он повернулся к военному.

— Благодарю вас за то, что мне было позволено повидаться с моей невесткой. У нее слабое здоровье, и мы все очень за нее волновались.

И не говоря больше ни слова, он ушел. А я осталась сидеть с запиской в руке и объявлением, спрятанным в складках платья. Теперь от моего ума и изобретательности зависела не только жизнь Ричарда и его сына, но жизни всех членов семьи Рэшли.

Я ждала Матти, а ее все не было. В конце концов я дернула за шнур звонка, и в комнату вбежал взволнованный слуга, который сказал, что Матти нигде нет. Он смотрел и на кухне, и в ее спальне.

— Ничего страшного, — ответила я и притворилась, будто читаю.

— Будете ужинать, мадам? Уже почти семь. Вам давно пора поесть.

— Ну что же, если вы принесете… — сказала я рассеянно, делая вид, что поглощена чтением.

Тем временем я лихорадочно прикидывала, сколько времени осталось до наступления темноты, беспокоясь одновременно, что могло случиться с Матти.

Мне казалось, что ни вино, ни мясо совершенно не имеют вкуса. Я сидела в большой столовой, обшитой темным деревом, где со стены на меня хмуро смотрели старый Джон Рэшли и его жена, и следила, как удлиняются тени, как на небо надвигаются тяжелые тучи. Наступал пасмурный вечер.

В девять часов вечера дверь скрипнула, я повернулась и увидела Матти. Платье у нее было испачкано зеленью и землей. Она приложила палец к губам, и я не стала задавать вопросов. Матти пересекла комнату и начала закрывать ставни. Затворяя последнюю, она тихо сказала через плечо: