Сильвия Торп - Похищенная невеста

— Это же изуверство! — с презрением процедил сквозь зубы Доминик. — Благороднее вонзить нож в спину. Неужели эту девушку так люто ненавидят?

Трампер пожал плечами:

— А нам какое дело? Главное, заплатят хорошо. Она же нам никто.

— А кто она такая?

— Зачем это знать? Мне известно только, по какой улице ее завтра вечером понесут в паланкине да что слуги ее будут одеты в расшитые серебром синие ливреи и освещать им дорогу будет факельщик. Втроем мы без труда с ними справимся.

— Ну, если ее носят в паланкине, то она, должно быть, знатного рода, — заметил Доминик. — Так что эта затея для нас может плохо закончиться.

— Не волнуйся. Пока ее хватятся, мы будем уже далеко. Никто и не увидит, как мы увезем ее из Англии.

Нэт, не поднимаясь с табуретки, пододвинулся к кушетке еще ближе и выжидающе посмотрел на лежавшего на ней Фейна.

— Ну, что скажешь? — спросил он. — Согласен или нет?

В комнате воцарилась тишина. Оба молчали, один сидя наклонившись вперед, а другой растянувшись на кушетке и разглядывая лежащую на ладони золотую монету. Облик Рыжего Нэта как нельзя лучше соответствовал его прозвищу — взлохмаченная рыжая борода и густые брови, из-под которых поглядывали маленькие хитрые глазки. Мощного телосложения, в дорогой, но потрепанной и испачканной одежде, он неизменно притягивал к себе взгляды.

Доминик Фейн выглядел совсем иначе: он тщательно брился, а в его одежде не было ничего крикливого. Он был высок ростом, хотя и на дюйм ниже Трампера, широк в плечах, но строен. Черные как вороново крыло волосы, смуглая, как у цыгана, кожа и глаза цвета золотистого топаза. Строгие черты лица Фейна дополнял длинный шрам на левой щеке, придававший ему вид несколько угрожающий.

— Ну что? — прервав затянувшееся молчание, переспросил Рыжий Нэт.

— Все это выглядит очень подозрительно, — медленно произнес Доминик. — Прежде чем соглашаться, я бы хотел хоть кое-что знать.

— Черт возьми, какой же ты осторожный! — недовольно пробурчал Трампер. — Да за такие деньги стоит рискнуть! Мне и самому мало что известно. Я был в одном доме на Флит-стрит, и его хозяин, старый мой приятель, сказал, что некий господин хочет нанять крутых парней и готов им неплохо заплатить. Я ответил, что не против, и он отвел меня в соседнюю комнату. В ней сидел богатый господин в шелковой маске. Он изложил свои условия, на которые я быстро согласился, и дал мне в качестве задатка тридцать гиней. Остальные деньги мы получим, когда птичка окажется в клетке. В подтверждение того, что задание выполнено, я должен передать ему кольцо с пальца левой руки девушки. Пятьдесят гиней этот господин дает каждому из нас за работу и еще столько же на дорогу до Франции и обратно. Эти деньги мы разделим поровну, когда все сделаем.

— А как выглядел этот таинственный незнакомец?

Нэт пожал плечами и произнес:

— Судя по голосу, молодой. Раз на нем бархатный камзол с дорогими кружевами, значит, у него денег куры не клюют.

«А что, если принять его предложение? — подумал Доминик и посмотрел на сверкавшую на ладони золотую монету. — Пятьдесят гиней для меня целое состояние. С их помощью я мог бы осуществить свою давнишнюю мечту — наказать предателя. Но ведь жертвой нашего нападения станет женщина!»

Пытаясь убедить себя в том, что их будущая жертва из числа проституток, обслуживающих богатых клиентов, и легко найдет себе покровителя во Франции, он принял от Трампера еще несколько золотых монет из тех тридцати гиней, что выплатил таинственный незнакомец, и вместе с двумя своими компаньонами отправился в ближайшую таверну обмывать сделку.

И все же на следующий день, поздно вечером, когда они вместе с Нэтом и Джилсом стояли в темной аллее, поджидая паланкин, его мучили сомнения. На протяжении последних десяти лет Фейн в составе действующей армии участвовал во многих рискованных мероприятиях, брал города, но впервые в жизни он должен был пленить женщину. С каждой минутой его отвращение к тому, что предстояло сделать, росло. Он уже собирался сказать Трамперу, что выходит из игры, как услышал за своей спиной его настороженный шепот.

Стояла безлунная ночь, и улица, на которой они, затаившись в переулке, устроили засаду, освещалась лишь висевшими на фронтонах домов масляными лампами. Так что участок улицы напротив них находился в кромешной темноте. Этим вечером над городом прошла гроза, и мало кто из горожан решился в столь поздний час покинуть свое жилье.