Александр Дюма - Цецилия

— Молчите, маменька! — сказала молодая женщина. — Ради Бога, не говорите таких вещей.

— О! Вам нечего бояться, — сказал офицер, — пока вы будете говорить эти вещи одному мне. Но я бы вам советовал, маркиза, говорить как можно меньше, — прибавил он, улыбаясь… — Вы выражаетесь как аристократка, а это теперь не годится. Осмелюсь прибавить и другой совет: употребляйте в разговоре слова «ты» и «гражданин».

— Никогда, сударь, никогда! — воскликнула маркиза.

— Для меня, маменька, для бедной моей дочери, — сказала баронесса. — Она потеряла отца, что с нею будет, если она лишится нас обеих!

— Пусть будет по-твоему, — сказала маркиза, — обещаю тебе, милая дочь, делать все, что в моих силах.

— Вам угодно продолжать путь с этим паспортом? — Как вы думаете? — спросила баронесса.

— Думаю, что он может наделать вам больших затруднений. Ни одна из вас с виду не имеет тех лет, которые в нем означены, и, как я уже вам сказал, о вашей дочери в нем не упомянуто.

— Что же нам делать? У нас нет другого.

— Но я могу вам достать его.

— О! Сударь, — вскричала баронесса, — неужели вы будете так добры?

— Без сомнения, но вам придется подождать полчаса, может быть, более.

— О! Сколько вам угодно, — сказала баронесса, — я знаю, что при вас мы вне опасности.

Офицер вышел и через несколько минут вернулся с паспортом, совершенно запачканным грязью и разорванным.

— Гражданин писец, — сказал он, подзывая к себе молодого человека, подобно ему, опоясанного трехцветным шарфом, — сделай одолжение, поди спроси от моего имени бланк паспорта у мэра. Покажи ему этот и скажи, что я его уронил под колесо экипажа. Прибавь, что ехавшие с ним у меня в канцелярии и что я сам означу их приметы.

Молодой человек взял паспорт из рук муниципального чиновника и вышел.

— Теперь, милостивый государь, — сказала баронесса, — позвольте нам в свою очередь узнать ваше имя, чтобы мы могли сохранить его в памяти и молить Бога за нашего спасителя.

— Ах! Баронесса, — отвечал муниципальный чиновник, — к моему и, может быть, вашему счастью, мое имя очень негромко и неизвестно. Я, как уже сказал вам, был управителем герцогини де Лорд, которая женила меня на англичанке, оканчивавшей воспитание ее дочери. Моя жена сопровождает ее в эмиграции вместе с моим сыном, которому шесть лет. Теперь он в Англии, в Лондоне, и если, как я полагаю, вы отправляетесь в Лондон…

— Да, сударь, — отвечала баронесса.

— Я могу сообщить вам адрес герцогини, которая, впрочем, все еще состоит при Ее Королевском Высочестве графине д'Аршуа.

— Где же она живет? — спросила баронесса.

— На Риджент-стрит, № 14.

— Благодарю, я никогда не забуду этого, и если вы желаете что-нибудь передать герцогине…

— Вы ей скажете, что я имел счастье несколько услужить вам, что до сих пор патриотизм мой спасает меня от всякого зла, но что, не доверяя ему, я поспешу явиться к ней, как только успею совершенно спасти ее состояние.

— О! Я не забуду ни одного из ваших слов. Но вы еще не сказали мне вашего имени.

— Вы его узнаете из моей подписи на паспорте. Желаю, чтобы оно покровительствовало вам и без моего присутствия.

В эту минуту вошел писец с новым паспортом; мэр оставил у себя старый.

— Садитесь и пишите, — сказал чиновник молодому человеку.

Тот сел и, дойдя до имен, поднял голову, ожидая, чтобы ему диктовали.

— Как имя твоего мужа, гражданка, — спросил чиновник, — и сколько ему лет?

— Его зовут Пьер Дюран, ему тридцать шесть лет.

— Хорошо, а твоя мать?

— Жервеза Арну, ей сорок пять лет.

— А ты?

— Катрин Пайо, двадцати пяти лет.

— А твоя дочь?

— Цецилия.

— Сколько ей лет?

— Четыре года.

— Хорошо, — сказал офицер, — сколько ты заплатил, Жозеф?

— Сорок су, — отвечал писец.

Маркиза вынула из кармана двойной луидор.

— Маменька! Маменька! — прошептала баронесса, удерживая ее руку, и, вынув монету в тридцать су и десять су медью, отдала их писцу, который поклонился и вышел.

В это время муниципальный чиновник подписывал паспорт и, окончив, подал баронессе драгоценную бумагу, говоря:

— Теперь вы можете продолжать ваш путь. Надеюсь, что он кончится счастливо.

— Услуга, которую вы нам оказываете, может быть оплачена только вечной благодарностью, и она перейдет из сердца моей матери и моего в сердце моей дочери, когда она будет в состоянии понять, что такое благодарность.

Маркиза с достоинством поклонилась муниципальному чиновнику, а маленькая Цецилия послала ручкой поцелуй.