Диана Гэблдон - Чужеземец

— Да, так вот, — вернулся он к прерванному рассказу. — Наступила пятница, и я даже не знал, радуюсь этому или сожалею. Ожидание и ужас были, пожалуй, хуже, чем неминуемая боль, как мне тогда казалось. Но когда дошло до дела… — И он сделал этот свой странный жест плечами, расправляя рубашку на спине. — Ты сама видела шрамы, так что знаешь, каково оно было.

— Только из рассказа Дугала. Он говорил, что был там.

Джейми кивнул.

— Ага, был. И отец тоже, только тогда я этого не знал. Меня волновали только мои проблемы.

— О, — медленно произнесла я, — и твой отец…

— Ммм. Тогда оно и случилось. Некоторые потом говорили, что где-то на середине порки решили, что я уже мертв. Полагаю, отец тоже так подумал. — Джейми замялся, а когда продолжил, голос его опять звучал хрипло. — Дугал рассказывал: когда я обмяк, отец издал какой-то негромкий звук и приложил руку к голове. И упал, как камень. И больше не поднялся.

В вереске суетились птицы; птицы заливались и среди все еще темных листьев деревьев. Джейми ехал с опущенной головой, я не видела его лица.

— Я не знал, что он умер, — тихо произнес Джейми. — Мне сказали только через месяц, когда решили, что я уже достаточно окреп, чтобы перенести это. Поэтому я не похоронил его, как должен сделать сын. И даже никогда не видел его могилы — потому что боюсь возвращаться домой.

— Джейми, — прошептала я. — О, Джейми, дорогой.

После довольно долгого молчания я сказала:

— Но ты не можешь — ты не должен! — чувствовать себя ответственным за это. Джейми, ты ничего не мог сделать или изменить.

— Нет? — спросил он. — Возможно, и нет. Хотя я до сих пор думаю, случилось бы это или нет, выбери я другое. Но это знание не очень-то помогает изменить чувства. А я чувствую себя так, словно довел его до смерти собственными руками.

— Джейми… — начала я и беспомощно замолчала. Он некоторое время ехал молча, потом выпрямился и расправил плечи.

— Я никому об этом не рассказывал, — отрывисто бросил он. — Но подумал, что ты должна знать — я имею в виду, про Рэндалла. Ты имеешь право знать, что лежит между ним и мной.

Что лежит между ним и мной. Жизнь хорошего человека, честь девушки и непристойное вожделение, которое находит отдушину в крови и страхах. И, подумала я (и мой желудок опять сжался), теперь на весах лежит еще кое-что. Я…

Только сейчас я начала понимать, что чувствовал Джейми, скорчившись на окне кабинета Рэндалла с незаряженным пистолетом в руках. И начала прощать его за то, что он сделал со мной.

Словно прочитав мои мысли, Джейми спросил, не глядя на меня:

— Ты знаешь… в смысле, может, теперь ты понимаешь, почему я решил, что тебя необходимо выпороть?

Я помолчала, прежде чем ответить. Да, я поняла, но это еще далеко не все.

— Я понимаю, — медленно сказала я. — И за это я тебя прощаю. Чего я простить не могу, — и мой голос невольно зазвенел, — так это за то, что ты этим наслаждался!

Он склонился вперед, вцепился в луку седла и захохотал, и хохотал долго, сбрасывая напряжение, а потом тряхнул головой и повернулся ко мне. Небо уже заметно посветлело, и я видела его лицо, осунувшееся, напряженное, но веселое. В тусклом свете царапины на щеке казались черными.

— Наслаждался! Сасснек, — задыхаясь, произнес Джейми, — ты даже не представляешь себе, как я этим наслаждался! Ты была такой… Господи, ты выглядела просто прелестно. Я так разозлился, а ты так свирепо сражалась. Я не хотел делать тебе больно и одновременно так хотел… Иисус, — сказал он, вытирая нос. — Да. Да, я действительно этим наслаждался. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, — добавил Джейми. — Ты мне должна за вынужденную сдержанность.

Я опять начинала злиться, щеки жарко запылали в прохладном рассветном воздухе.

— Сдержанность, говоришь? Мне показалось, что ты упражнял свою здоровую левую руку! Да ты едва не искалечил меня, высокомерный шотландский ублюдок!!!

— Если бы я хотел тебя искалечить, Сасснек, — сухо бросил он, — ты бы это уже заметила. Я говорю о том, что произошло потом. Мне пришлось спать на полу, если помнишь.

Я прищурилась и смерила его взглядом, дыша через нос.

— А, так это называется сдержанность?

— Ну, я подумал, что повалять тебя в таком состоянии не совсем правильно, хотя мне ужасно хотелось. Ужасно хотелось, — подчеркнул он, снова заливаясь смехом. — Жестокое подавление природных инстинктов.

— Повалять меня? — Это выражение меня позабавило.

— При тех обстоятельствах я вряд ли смог бы назвать это «любовью», а ты?