Поклявшись себе выяснить это до того, как покинет утром ее хижину, Томас закрыл глаза. Впервые за много месяцев он заснул с улыбкой на лице, как будто рыжекудрая женщина, этот ангел, спала с ним рядом в его постели… она разделила его судьбу… пока что только в мечтах и снах.
Отчаянное завывание и всхлипывание ветра, порывы которого продолжали сотрясать хижину Сары, нарушая ее сон, не прекращались до рассвета. Было совершенно очевидно, что ее нежданному гостю не придется покинуть ее сегодня утром, как она рассчитывала накануне. А возможно, она этого боялась.
Ее влечение к нему было столь сильным, что было бы бесполезно отрицать это. И она не без печали признала, что репутация ее еще больше пострадает в ее собственных глазах, потому что обещание, данное ею себе самой, — жить беспорочной жизнью, подверглось серьезному испытанию.
Потихоньку, дюйм за дюймом, Сара сползла с кровати и отодвинула занавеску с окна. Используя ее вместо ширмы, она умылась, переоделась в свежее платье, потом расчесала щеткой волосы, надела новый чепчик и, собрав все свое мужество, шагнула из своего угла в комнату.
Она нашла своего гостя стоящим на коленях у очага и орудующего кочергой.
— Я сама этим займусь, — твердо сказала она.
Он поднял на нее глаза и улыбнулся, откладывая кочергу:
— Я пытался уложить на место непослушное полено.
Сердце Сары вдруг забилось с неистовой силой, и она с трудом заставила себя успокоиться. Как ей удастся прожить целый день в обществе этого человека? Она взглянула на него и принялась изучать повязку на его голове, чтобы не смотреть на эти пленительные ямочки у него на щеках.
— Должно быть, вам лучше, — отважилась она сказать, направляясь в дальний угол хижины, используемый в качестве чулана, и извлекла оттуда полдюжины яиц.
Гость усмехнулся:
— Я так голоден, что и выразить не могу.
Он был довольно далеко от нее: их разделяло полкомнаты, и все же Сара буквально чувствовала его присутствие спиной, когда разбивала яйца в деревянную миску. Она продолжала ощущать тепло его взгляда, пока взбивала яйца в пену. Он сделал несколько шагов к ней. Ее окутало тепло, от которого словно плавилось все ее тело.
— Вам нужна помощь?
Господи, он стоял совсем рядом! Слишком близко.
— Нет, — пробормотала она, глубоко вздохнула и повернулась к нему. — Вам следует отдыхать, — упрекнула она его, моля Бога, чтобы он вернулся на свое место у огня.
— Нет, пока не получу прощения за вчерашнюю ночь.
Гость удерживал ее взгляд, и в его голубых глазах заплясали искры.
— Хочу извиниться за то, что проявил прошлой ночью недостаточно уважения к вам, Ангел. Я собирался уехать сегодня утром, но боюсь, что это пока невозможно. Раз уж вам придется терпеть мое общество, по крайней мере в течение сегодняшнего дня, я должен представиться вам как полагается. — Его глаза потемнели. — Я Томас Хэйс и искренне благодарен вам за все, что вы для меня сделали…
— Томас Хэйс? Капитан Томас Хэйс?
Глаза Сары расширились, и она отступила, держась за стойку, на которой взбивала яйца.
— Капитан Хэйс не должен был прибыть до начала следующего месяца, — возразила она, отстраняясь от него и стараясь крепче сжать колени, чтобы он не заметил их дрожи.
— Только официально. Я здесь уже две недели, инспектировал свои владения и как раз возвращался в Нью-Йорк, чтобы сделать последние распоряжения к своему торжественному прибытию, когда попал в бурю.
— Почему же горожане не знают о том, что вы приехали?
— Каждый человек имеет право на уединение. Даже герой войны.
Его слова прозвучали холодно и саркастично, и ей это показалось неуместным.
— Почему вы мне не сказали вчера, кто вы?
Выражение его лица изменилось, став суровым, но она заметила в нем и некоторые признаки неуверенности.
— Я не буду извиняться за то, что не сказал вам вчера своего имени. Дело в том, что мне нечасто доводится проводить время в обществе людей, особенно красивых женщин, не думая, интересует ли их моя скромная персона или моя репутация героя.
Сара старалась дышать медленнее и спокойнее. Если кто и мог понять его мотивы, то это, конечно, она. Ведь и она хотела бы скрыть скандальные слухи, окружавшие ее имя, как он стремился избежать того, чтобы его узнавали. Однако у нее было безусловное преимущество. В то время как ее дурная слава носила чисто местный характер, он был национальным героем и едва ли мог надеяться найти такое укромное местечко — будь то город или деревня, — где бы о нем не знали или не слышали.
Читать дальше