Виктория Холт: Седьмая — для тайны

Но теперь мы стали друзьями.

Она как-то сказала мне:

— Я рада, что буду жить поблизости от вас!

— Криспин тоже этого хочет.

— Он всегда был так добр ко мне… Даже до того, как узнал…

Однажды она заявила:

— Я никогда не жалела, что он есть у меня!

— Понимаю.

— Мы должны быть друзьями! Я родила его и вырастила, а вы сделали его очень счастливым. В нем смысл моей жизни с того самого момента, когда он появился на свет. Я поступила дурно, но это было единственным выходом в нашем бедственном положении, а он от этого только выиграл!

— Понимаю! — ответила я.

От Тамарикс пришло еще одно письмо. Миссия процветала, превосходя самые дерзкие мечты. Ей хотелось, чтобы мы приехали навестить их.

Люси каждое воскресенье из церкви ходила на могилу Флоры. Иногда мы присоединялись к ней и потом шли в ее новый дом, чтобы побыть с ней несколько часов.

Однажды мы с Криспином подъехали к развалинам сгоревшего коттеджа. Я не могла смотреть на это пепелище без содрогания. Даже при солнечном свете оно имело какой-то призрачный вид.

— Пора построить здесь новый дом, — заявил Криспин с присущей ему практичностью. — Пойдем, взглянем на эти развалины. На следующей неделе можно было бы приступить к расчистке, у строителей сейчас не так много работы!

Мы привязали лошадей к сохранившемуся столбу от ворот и прошли по саду, в котором обычно сидела Флора со своей куклой, глядя на тутовый куст.

— Осторожно, — предупредил меня Криспин, когда мы вошли. Когда-то это было уютным домом. Он взял меня за руку и, крепко держа, провел туда, где была кухня. Большая часть стены была разрушена.

— Эту груду легко расчистить, — сказал он.

Мы подошли к лестнице, уцелевшей от пожара.

— Крепкая, — произнес Криспин. — Хорошая была лестница.

Мы осторожно поднялись наверх. Половины крыши не было, а в воздухе все еще стоял терпкий запах гари. Я разглядывала обгоревшие доски и опаленные кирпичи. Вдруг мой взгляд задержался на ней… Она лежала на полу…

Я подняла ее. Стекло было разбито, и осколки упали, когда я дотронулась до картинки. На меня смотрели семь сорок… Картинка была измазана сажей, а бумага отсырела и приобрела коричневый цвет.

Я положила рамку на пол.

— Что это такое? — спросил Криспин.

— Это картинка Флоры, Люси вставила ее в рамку. Семь сорок — для того, чтобы тайна никогда не была раскрыта…

Криспин смотрел на меня, читая мои мысли, пока я рвала бумагу на мелкие кусочки. Там, где когда-то была крыша, дул легкий ветерок. Я подбросила обрывки в воздух, и ветерок унес вдаль остатки злополучной картинки.

Левиндер-Хаус — лавандовый дом.

Перевод С.Я. Маршака.