Карен Хокинс: Невеста в «шотландке»

— Наконец-то. Боюсь, что я впал в оцепенение, когда… — Боже мой! — Синие глаза мистера Девона Сент-Джона широко раскрылись, когда он посмотрел на Джона. — Ты весь промок!

— Совсем немного, сэр.

— Это самое большое преуменьшение, которое я когда-либо слышал. Иди вперед и скажи, что виной тому, что мы прибыли так поздно ночью — этот мерзкий, ужасный, отвратительный, унылый дождь.

Пол поколебался, а затем кивнул.

— Да, сэр. Так и есть.

— Действительно, — сказал хозяин. — Причина, по которой я упорно настаивал, чтобы мы ехали, состоит в том, чтобы опередить семейное проклятие.

— Проклятие, сэр?

— Кольцо-талисман Сент-Джонов. Это проклятие, если оно существует, состоит в том, что любой, кто держал в руках проклятую вещь, обречен, вступить в брак.

Пол слышал о кольце-талисмане Сент-Джонов, и это действительно звучало ужасно.

— Вы держали кольцо, сэр?

— Неосознанно, я держал его перед тем, как уехал из Англии. Мой брат Чейз спрятал его в проклятом экипаже. Он, должно быть, знал, что я убегу перед свадьбой, негодяй. Пока мы не тронулись, я его не обнаружил.

Пол покачал головой.

— Значит, вы обречены.

Сент-Джон улыбнулся, особенной, милой улыбкой, которая заставила Пола стать немного ровнее, несмотря на усталость и струи воды, стекающие вниз по его спине.

— Чёрта с два я обречен. Я не создан для брака. Ни сейчас, ни вообще. Я боюсь, что судьбе придется подождать пару недель, чтобы вынести окончательный вердикт.

— Недель, сэр?

— Пока я не верну это проклятое кольцо-талисман в руки моего старшего брата. Маркус — последний из нас, кто остается холостым, помимо меня.

— Бог ему в помощь, сэр. Брак — действительно страшная вещь. — Пол содрогнулся, вспоминая, насколько сам был близок к катастрофе. — Я не завидую вам, сэр.

Синие глаза хозяина засверкали.

— Я сам себе не завидую, Пол. По крайней мере, не в этом случае.

Ни один из предыдущих работодателей Пола не беспокоился запомнить его имя, поэтому он был восхищен тем, что мистер Сент-Джон сделал это. Не то чтобы его новый хозяин был всегда чрезмерно добр, нет, это было не так. Он мог поддержать и поучаствовать в обмене колкостями, но он не допускал никаких глупых высказываний, неуважительного отношения, воровства, или небрежного отношения к работе.

Это было такое особое сочетание дружеских отношений и строгости, с изрядной долей милосердия, которое сделало Пола и всех остальных слуг до смерти преданными мистеру Девону Сент-Джону. Всей прислуге в Лондоне было прекрасно известно, что нет лучшего места для работы. Если бы предыдущий лакей мистера Сент-Джона вовремя сообщил о беспокоящей его боли в животе, в итоге закончившейся для него фатальным образом, Пол сейчас бы не был в таком замечательном положении. Даже сейчас, несмотря на дождь, он едва мог поверить в свою удачу.

Улыбаясь, Пол открыл дверцу пошире.

— Дождь успокоился, поэтому вы не промокнете сильно.

— Слава богу. — Сент-Джон натянул шляпу на свои черные волосы, и скривился, так как ступил в толстый слой грязи. — Тилтон ужаснется, когда увидит мои красивые новые сапоги.

Тилтон был камердинером мистера Сент-Джона, и более чопорного, сердитого человека Полу пока еще не приходилось встречать.

— Возможно, сэр. Меня удивит, если вид ваших сапог не причинит ему страданий. — Пол схватил фонарь и поднял его вверх, освещая путь, пока они шли к широко распахнутым дверям.

— Я уверен, что Тилтон, не колеблясь, скажет мне, что он думает по поводу грязи на моих сапогах. Своим сарказмом он может испепелить вашу душу, если вы были так глупы, что обнажили ее перед ним.

Они дошли до портика и ступили под навес, дождь все так же лил позади них. Сент-Джон стоял на покрытых ступенях и смотрел вверх на каменный замок. Черт возьми, место кажется заброшенным.

— Есть хоть кто-то наверху?

Пол повесил фонарь сверху и подошел к большому дверному молотку.

— Возможно, они думают, что вы задержитесь из-за дождя. Я постучу и посмотрю, удастся ли нам разбудить кого-нибудь. — Он твердо схватил молоток и ударил. После нескольких сильных ударов, становившихся все громче, сквозь трещины в больших дубовых дверях появился свет.

После, казалось бы, нескончаемой вечности, дверь, скрипя, отворилась, предъявив выглядевшую тощей женщину, в спешке надевшей пальто поверх пеньюара, с расшнурованными ботинками, задевающими подогнутый и подшитый край одежды. Ассортимент ключей, висевших на веревке у нее на шее, говорил о том, что она экономка.