Вирджиния Хенли: Покоренные страстью

Тело Рэма было наполовину накрыто тушей Бандита. Распоротое брюхо жеребца придавало животному жуткий вид. Бескровное лицо его хозяина, напротив, выражало покой и умиротворение. Копье прошило его насквозь. Хит позвал остальных. Ему удалось извлечь копье, когда до них добрался мсье Бюрк.

— Кровоостанавливающее, — прошептала Тина. И, хотя француз подумал, что бесполезно сыпать драгоценный порошок на труп, он сделал то, что велела леди. Затем он туго перебинтовал Дугласа. Только подошедшие люди Ангуса смогли все вместе освободить тело лорда из-под погибшего жеребца. Огонек дотронулась до руки Хита.

— Если удастся пригнать фургон, я отвезу его домой.

Комок в горле мешал цыгану говорить. Он поймал лошадь и поскакал к табору, в Келсо. Двое бандитов разговаривали с Ангусом. Пора было располагаться на ночь, но не в этом же проклятом месте! Мсье Бюрк опустился на колени рядом с Тиной, сидевшей у тела своего мужа. Почти совсем стемнело, и повар ошара-шенно заморгал глазами, увидев, что грудь Рэма слегка приподнялась и опустилась.

— Боже мой, неужели он еще жив?

— Конечно, мсье Бюрк. Разве вы в этом сомневались? — спокойно ответила Тина.

Вернувшийся с фургоном Хит не поверил своим ушам, когда услышал, что лорд Дуглас жив. Рэма осторожно уложили на повозку, и, глядя на его неровно вздымавшуюся грудную клетку, цыган подумал, что, должно быть, это Тина каким-то чудом вызволила мужа из царства мертвых. Горечь захлестнула внебрачного сына Кеннеди — теперь его сестре предстоит принять последний вздох Дугласа, который скончается у нее на руках.

Ангус растерял все свое мужество, и Аде стоило больших трудов успокоить рыдающего старого графа, впервые в жизни позволившего слабости одержать над ним верх. Отряд продвигался очень медленно, и лишь через пять дней они добрались до замка. Все это время Рэмсей не приходил в сознание: это было плохим признаком. Тину утешало только то, что ее муж не ощущал тряски, когда старый фургончик тащился через рытвины и канавы. Она знала, что везет Рэма домой умирать.

Лорда внесли в спальню и положили на кровать. Отклонив всякую помощь, Тина сама вымыла и переодела его. Она не знала, что будет с ней, с замком, со всей страной после этой победы англичан, но она твердо решила, как поступить с телом Рэма после его смерти. Она его жена, леди Дуглас, и не позволит никому резать его тело, чтобы извлечь сердце Рэмсея и похоронить в шкатулке, как того требует традиция. Сердце лорда принадлежит ей. Это все, что Тина может сделать для своего мужа. Очень осторожно она легла рядом с ним и взяла руку Рэма.

По счастью, рана Дугласа оказалась не смертельной. Копье пришпилило его к земле, разорвав мышцы, раздробив кости и разрезав кровеносные сосуды, не задев, однако, ни одного жизненно важного органа. Но Рэм потерял много крови — три дня она сочилась в землю, был близок к смерти. Теперь, когда кровопотеря была остановлена, тело Рэма стало постепенно набирать силы. На мгновение задремав, хотя и намеревалась бодрствовать всю ночь, Огонек в ужасе открыла глаза. Боже мой, а вдруг он уже умер. Пальцы лорда сжали ее руку в последнем, предсмертном пожатии. Рыдание вырвалось из горла Тины. Постепенно ее глаза привыкли к темноте, и ей показалось, что муж внимательно смотрит на нее. Она задержала дыхание, не смея даже надеяться.

— Рэм? — прошептала Тина.

Движение его губ было почти незаметным, но теперь она знала, что он жив и будет жить, раз ответил ей. «Лиса!» Он прошептал это слово, самое любимое из всех, что она слышала. Слезы градом посыпались из ее глаз, омывая лицо Дугласа. Огонек вскочила с кровати и опрометью бросилась сообщать всему миру о том, что хозяин замка не умрет.

Прошло совсем немного времени, и лорд встал на ноги. Как-то, зайдя в спальню, Тина не смогла сдержать тревожного вскрика, видя, как он одевается.

— Господи помилуй, да что это ты? Еще и третья неделя не минула с тех пор, как ты лежал на поле боя!

— Англичане не смогли убить меня, но, ей-богу, вы с Адой и мсье Бюрком с успехом их замените, если я останусь в постели еще хоть на день!

— Что ты имеешь в виду? — Леди была оскорблена в своих лучших чувствах.

— Если ты еще раз попытаешься перевязать меня, я удушу тебя бинтами, а если француз притащит мне еще хоть одну миску бульона, я разобью эту миску о его голову!