Лора Бекитт - Остров судьбы

Женщины встречали мужчин на пристани Аяччо. Женевьева сильно волновалась. Вопреки обыкновению, она принарядилась, забыв о том, что Алонсо все равно не сможет увидеть ее платье.

В полдень от острова исходил жар, как от огнедышащего чудовища. Гул прибоя напоминал биение огромного пульса, а шум ветра — прерывистое дыхание.

Завидев знакомое судно, женщины поспешили к краю причала. Дино помог Алонсо сойти на берег. Орнелла тут же подала ему руку и рассмеялась.

— Не представляешь, как я тебе рада! Будем ждать, скоро ли Корсика возьмет тебя в плен!

— Я уже в плену, — сказал он.

— Здравствуйте, Алонсо! — взволнованно промолвила Женевьева.

Ей показалось, что он слегка покачнулся.

— Рад приветствовать вас, девушка, сотворенная из света.

— Я совсем не такая — у меня темные глаза и волосы.

— Она похожа на итальянку, — вставил Дино.

— У меня другое представление о свете, чем у тех, кто видит, — скромно произнес Алонсо.

Они пошли к повозке. Дино надеялся, что дорога в Лонтано не займет много времени. Он не хотел задерживаться в Аяччо, дабы не стеснять Джулио и Кармину, у которых и без того было много хлопот.

Сильный ветер раскачивал растущие вдоль дороги деревья. Их листва пела свою бесконечную песнь. С наслаждением вдыхая запахи свежей зелени, раскаленных камней, сухой земли, ощущая ласку ветерка на лице, Алонсо чувствовал, как в его темный мир проникает лучик счастья.

Орнелла заметила, что он всякий раз поворачивает голову на звук голоса Женевьевы, и незаметно спросила Дино:

— Как тебе удалось уговорить Алонсо приехать на Корсику?

— Я не уговаривал. Он сразу согласился, когда узнал, от кого исходит приглашение.

Леон, успевший привыкнуть к наплыву неожиданных и необычных гостей, встретил Алонсо довольно радушно. Глава семейства Гальяни так до конца и не понял, кто такая Женевьева и почему она поселилась в их доме. Он был рад, что на его плечи не возложили обязанности выдавать ее замуж и выделять ей приданое. С точки зрения Леона, Орнелла была на редкость странной женщиной (в этом она явно превзошла Беатрис) и, вероятно, потому имела таких же странных знакомых.

Сандра нажарила к позднему ужину рыбы, которую наловили Данте и Паоло: покрытые золотистой чешуей рыбешки благоухали морем и дымом. Орнелла видела, с какой заботой Женевьева отделяет белую сочную мякоть от острых костей и подает кусочки Алонсо, и начала кое о чем догадываться.

Орнелла успела сообщить слепому музыканту о письме Антуана Дюверне.

— Надо соглашаться. Такое послание приходит раз в жизни, — сказал Алонсо.

— Ты не понимаешь. В первую очередь я должна заботиться о муже и дочери.

— Да, — произнес он с легкой иронией, — я и впрямь не могу этого понять.

Орнелла догадалась, что имел в виду Алонсо. Он страдал оттого, что ему казалось, будто окружающим всегда приходилось заботиться о нем, а не наоборот. Он был приговорен к этому с рождения, и все уверения в том, что может подарить человеку его музыка, оставались напрасными.

Видя светлую улыбку на лице Женевьевы, Орнелла думала, что забота о другом человеке, возможность ощущать себя нужным кому-то способны приносить такое счастье, о каком большинство людей не смеют даже мечтать.

Женевьева же была из тех, кто чувствует себя тем сильнее, чем слабее тот, кто находится рядом. Впрочем Алонсо вовсе не был слабым. Он не только умел с первых минут безошибочно распознать родственную душу, но в час сомнений и страхов служить ей верной опорой.

Орнелла ничего не сказала. Она решила понаблюдать, что будет дальше.

Женевьева была полна желания показать Алонсо Корсику, ту Корсику, которую успела узнать и полюбить.

Они уходили гулять ранним утром и возвращались к полудню. Со временем жители Лонтано привыкли к странной паре и уже не провожали их любопытными взглядами. Женевьева рассказывала Алонсо обо всем, что видела, и он старался соединить ее впечатления зрячего человека с теми сотканными из запахов, звуков и прикосновений образами, которые успели поселиться в его душе.

Они стояли на мысу. Далеко внизу виднелось беспорядочное нагромождение камней, о которые разбивались волны прибоя. Жалкие кустики упорно цеплялись корнями за горстки земли на выступах скал.

Море тянулось до самого горизонта — изумрудное поле, белые гребни, огромная сила и гигантский простор. Ветер трепал их волосы, теребил одежду, свистел в ушах и бил по лицу.

— Почему ты не хочешь сыграть для меня? — спросила Женевьева.