Евгения Телицына - Мятежная любовь

А после пощечины еще и больно!

Наверное, не позволь я себе того поцелуя, все бы пошло по-другому…

Но сложилось, как сложилось.

И теперь мне было тяжело ее допрашивать. Каждая потребность надавить отзывалась во мне самом. Каждый демонов раз, когда мне приходилось причинять ей боль, я словно пытал сам себя. И я ведь говорю только о моральной стороне. Я и пальцем ее не тронул.

Хотя очень хотелось. И совсем не так, как других, попадавших в мои подземелья.

Даже то, что мне пришлось ее приковать, дико коробило. Но я заставил себя поступить так, как того требовала ситуация. Так что цепи, грязь, камни и темнота.

Самое удивительное, что смазливая недалекая девчонка, которую мне описали, оказалась далеко не так проста. Она мужественно переносила все. Она терпела все мои попытки надавить. Не реагировала на угрозы. Ее не беспокоили ни грязь, ни запущенные мной уже чисто из спортивного интереса крысы. Ничего. Неизменно, она спокойно отвечала на все.

Я выуживал из нее сведения по крупицам. Но чаще слышал: «что бы ты ни предпринял, мой ответ не изменится: я ничего об этом не знаю, а то, что знаю – рассказала». И я мог поклясться, что она не врала. Она ничего не знала ни о планах мятежников, ни о месте, где они могли прятаться.

И мне вновь и вновь приходилось делать то, что делать совсем не хотелось.

Но как бы мне не нравилось то, чем я сейчас занимался. Я – повелитель гнева, Верховный черт Ада. Она – предполагаемая мятежница.

Я должен вытащить из нее все, что она знает. Чего бы мне это не стоило…

Сегодня! Сегодня! Се-год-ня!

Я готова была плясать и танцевать!

Именно сегодня Энн познакомит меня с кем-то из мятежников! Ни с ничего не знающими курьерами. Ни с наивными связными. С кем-то стоящим моего внимания.

Демоны, наконец-то!

Я ждала ее на условленном перекрестке, когда там появились двое чертей. Они вели себя так, словно искали именно нас…

И Энн тепло их встретила…

Поэтому в «Сурион» я отправилась полная надежд. И вела себя так, чтобы парень понял – я ненавижу Верховных.

Единственное, что меня смутило – это откровенные намеки на новую плоскость знакомства.

Но и тут… Я поймала себя на мысли, что мне невероятно комфортно с ним. Интересно говорить. Приятно смотреть. И так и тянет попробовать поцеловать…

Знала бы я кого целую…

И где окажусь…

Но…

Он может пугать меня. Лезть мне в душу. Угрожать. Пытать. Да хоть насиловать.

Он не узнает ничего. Особенно про Энн. Я никогда не предам ту, что мне как сестра…

Даже если придется заплатить за молчание собственной жизнью…

Я отпер замок, снял массивную балку с крюков, прислонил к стене и вошел в камеру.

Инга болталась на цепях, натянутая как струна. Грязная, взъерошенная, в порванной одежде. И все равно невероятно красивая.

«Соберись, Сат», – отвесил я себе мысленную оплеуху.

– Созрела для разговора? – начал, лениво прислонившись к косяку.

– Я рассказала все, что знаю, – устало откликнулась девушка.

Голос прозвучал хрипло. Нужно будет не забыть приказать бесам чаще давать ей воды. И кормить. Фигура у нее, конечно, невероятная. Но греметь костями – это не мое. А если она будет отказываться кушать…

Демоны! «Греметь костями»!!! Да что со мной такое! Нужно срочно собраться!

– Я так не думаю.

Прошли сутки с тех пор как она здесь. Мы «общались» уже три раза. И все три раза разговор шел по кругу. Она – талдычит одно и тоже. Я – периодически теряю нить разговора из-за… из-за нее!

– Давай еще разок. Я уже стар и не все запоминаю с первого раза, – усмехнулся я. – Почему ты стала мятежницей?

– Я устала тебя поправлять, – она поерзала, стараясь размять затекшее тело, – я хотела стать мятежницей. Но меня даже не успели принять. Ты схватил меня раньше.

– Хорошо. Почему ты хотела стать мятежницей?

– Чтобы изменить закостенелое устройство Ада. И чтобы у семи заносчивых снобов стало поменьше власти, – прозвучало так, словно она цитирует выдержку из агитационной листовки.

– Кто из нас тебя обидел?

Инга вскинулась, удивленная вопросом. Правильно, в прошлые разы я не копался в ее чувствах.

– Никто.

– Врешь?

– Нет, – она отвернулась к стене. – Видишь ли, мой драгоценный папаша, мечтавший когда-нибудь подвинуть семью Искуриус, с детства неустанно нудел: «ты должна быть лучшей», «как ты себя ведешь, что подумают черти», «Инга, не смей так нагло разглядывать! Это же Верховный», «Инга поклонись! Это же Верховный», «Инга улыбнись и встань так, чтобы он мог оценить твою красоту! Это же Верховный»!