Лариса Петровичева - Девушка без имени

– Ну что вы, Огюст-Эжен, – улыбнулась Алита. – Это ведь история вашей семьи. Мне было интересно. Значит, вы драконоборец.

– Не только я, – Лефевр подал Алите руку, и они неторопливо двинулись к выходу из зала. Надо было все-таки отдать должное ужину, пока курятина не остыла окончательно. – Драконоборцами называют тех, кто сражается со злом во всех его проявлениях. Понятное дело, что Ползучие артефакты в первую очередь поражают их.

Алита кивнула.

– Удивительно другое, – сказала она. – То, откуда Винокуров знает об этом.

– Это как раз и неудивительно, – промолвил Лефевр, когда они вернулись в кабинет и сели за остывший ужин. – Его перо является артефактом, и если он сумел его раздобыть, то наверняка знает о нашем мире очень и очень многое. Теперь я еще сильнее хочу остановить его.

Курица, пусть и едва теплая, все равно была вкусной. Лефевр подумал, что надо сделать комплимент поварихе: сегодня она превзошла саму себя. Должно быть, от всей души стремилась понравиться новой госпоже.

– Знаете что, Алита, – озарение, пронзившее Лефевра, было совершенно неожиданным и полностью переключило его мысли с размышлений о том, чего не может быть. – Давайте попробуем сейчас провести один ритуал. Я проникну в ваш разум, а вы дадите мне все воспоминания о Винокурове. Я ведь должен знать, как работать со всем этим дальше.

Девушка кивнула не задумываясь.

– Разумеется, я согласна. Что именно мне надо делать?

– Лечь на диван, – сказал Лефевр и поспешно добавил: – Могу не удержать вас, не хочу, чтоб вы упали.

В быстром серьезном взгляде, брошенном Алитой исподлобья, было что-то неуловимое – Лефевр так и не понял, что именно.

Он отодвинул столик с опустевшей посудой, и Алита опустилась на диван. Свет маленькой лампы делал девушку похожей на золотую статую: сверкающие мазки шафранной краски разбегались по рыжим волосам, скользили по коже, даже глаза из карих стали медовыми, как старое золото. Лефевр встал на колени перед диваном и сказал:

– Просто вспоминайте все, связанное с его книгами. Хорошо?

Алита кивнула, и Лефевр осторожно протянул к ее виску энергетический канатик из своей головы. На какое-то мгновение его накрыла волна жгучего стыда, словно он собирался сделать что-то очень недостойное, и сияющая голубизна канатика помутнела. Алита закрыла глаза и промолвила:

– Уже можно вспоминать?

– Да, – откликнулся Лефевр. Сознание раздвоилось: он одновременно видел Алиту на диване и себя, склонившегося над ней. Но потом кабинет медленно отодвинулся куда-то во тьму, и Лефевр увидел книгу в мягком переплете и строки, похожие на скопление насекомых.

Маленькая рука резко захлопнула книгу и отложила на тумбочку.

– Как ты можешь это читать? – услышал Лефевр голос Алиты. – Этот Аврелий какой-то псих угашенный.

– Много бы ты понимала в книгах и героях, обезьяна, – в поле зрения появилось холеное лицо светловолосого молодого человека. Лицо было искажено гримасой то ли презрения, то ли, прости господи, страданий от застарелого геморроя. – Аврелий – сверхчеловек. Его никто не понимает и не хочет понять. А он вынужден каждый день быть с такими, как ты.

Картинка медленно погасла. Когда недовольное лицо Никитоса окончательно растаяло, Алита негромко промолвила:

– Я другое вспомню, хорошо?

Она словно просила прощения за то, что не хочет думать о человеке, который ее мучил. Рука Алиты соскользнула с дивана, и горячие пальцы нащупали и сжали ладонь Лефевра: так ребенок, боящийся чудовищ во тьме, хватается за взрослого.

– Вспоминайте, – глухо откликнулся Лефевр и тепло добавил: – Все хорошо, Алита, не бойтесь. Я с вами.