Екатерина Лоринова - Сердце терновника, или Фаворитка эльфийского императора

Да, я грустила о Робе. Но, видит Солнце, по эльфу сердце разрывалось от тоски. Неправильной, эгоистичной, необъяснимой.

И вот он пришел и оживил меня. Тогда антидот вернул мне тело, сейчас я обрела душу. Я наконец чувствовала эмоции – не всегда приятные, но они были реальными, живыми, а не просто тенями в лабиринтах памяти.

– Сайерона? – мягкий голос над ухом зашевелил волосы, по коже пробежала россыпь мурашек.

– Хорошо, идем.

Мы поднимались в детскую, и меня не отпускала навязчивая фантазия о том, что это мог бы быть наш общий ребенок. Я радовалась, что приглушенный свет ночных магсветильников (которые я теперь могла себе позволить) скрывает густой румянец, а шаги и шорох одежды приглушают дыхание.

Я осторожно открыла дверь.

На пороге меня обуял странный страх – что сына не окажется в колыбели. После всего, что рассказал снарр, я почти в это поверила, когда не разглядела Ленса в темноте. Но вот блеснули глаза Гриши, до слуха донеслось мерное детское сопение, и относительное спокойствие ко мне вернулось.

Снар встал над резной кроваткой – я могла только догадываться, о чем он думает.

– Тоже сережка? Разумно.

Он рассуждал о цене. Кольца, браслеты тоже были надежны, в отличие от легко теряющихся кулонов, но для постоянно растущего ребенка такой выбор не назвать экономичным.

– Могу я ее снять?

Сердце отозвалось тревожной дробью.

– Хочешь убедиться, что мой сын – тот, кто тебе нужен? Да?

– Сай, – Фил чуть поморщился, как от внезапной боли, – в письме, зачитанном послом раджи, были более чем точные указания насчет примет, адреса и родителей. А вообще мне бы хотелось увидеть те золотистые искорки в глазах. Но он все равно спит, – выражение лица эльфа стало на удивление мирным.

Искорки? Никогда не связывала их с эльфом и его кровью, но, правда, Ленс родился не голубоглазым, как множество малышей в империи, а с неопределенными зеленовато-карими омутами, в которых на свету плавали золотистые искры.

– Странное чувство, но я ощущаю некую причастность, – эльф выделил это слово, скользя взглядом по зеленой вышивке на сером одеяльце, – именно я повинен в том, что он… не такой, как все. И да, ты имеешь полное право меня ненавидеть, но искренне советую принять помощь. Для меня настало время исправлять ошибки.

Мой сын для него всего лишь ошибка. Хахах, ошибка , всего лишь ошибка ценой в человеческую жизнь. Меня обуял смех – Фил пытается быть человечным, но получается все равно как-то по-эльфийски, через пень-колоду. Это если предположить, что он говорит правду.

– Сай, – снарр встревоженно всматривался в мое лицо. Решил, что крыша поплыла на радостях? – Сайерона.

И тут произошло то, что и впрямь заставило меня усомниться в здравом рассудке. Гордый солнечный эльф опустился на колени.

– Прости меня.

Два простых слова всколыхнули целый ураган чувств, куда больше, чем могли бы вызвать длинные велеречивые извинения.

Еще немного, и такими темпами я снова стану марионеткой, собственноручно вверю ему свою волю, и стану зависимой – уже не от крови, от него всего. От его голоса с бесконечной палитрой интонаций, от легкой поступи и взгляда, заставляющего трепетать. А уж взгляд коленопреклоненного эльфа будил совершенно неуместные желания.

Сердце отбивало причудливый ритм дикого танца, в котором кружились восхищение, страх, опасение и отчаянное желание довериться. Нет. Не в этот раз.

– Встань, – я удивилась, насколько властно прозвучал со стороны мой голос, – за мантикору мы давно квиты, а за сына я тебя простить не могу. Не сейчас. И мне нужно поговорить с верховной жрицей, убедиться, что ты не лжешь.

Уста провидицы не может осквернить ложь, это знают все от мала до велика. Если она что-то видела, то скажет. Больше нет способа узнать правду, даже Дана с ее редким даром видеть ауру – вероятно, переданным от кого-то из эльфийских предков, затесавшихся в семейном древе – не смогла бы прочитать снарра. Когда я пила его кровь, моя аура становилась такой же непроницаемо-зеркальной. Хорошо, что я не вижу ничего подобного…

– Завтра я лично организую вашу встречу, – суровая статуя по имени Фил поднялась с колен во весь немалый рост, – завтра, потому что нехорошо будить жрицу среди ночи.

***

Уходя, Фил заверил, что жрица Смея будет ожидать меня на рассвете. Я оставила Ленса на попечении приходящей няньки, дедова семейства и Гриши, а сама помчалась с первым наемным экипажем, который смогла поймать.