Галина Чередий - Подмена-2. Оригинал

– Хочу, чтобы ты был тут, когда я проснусь, – пробормотала сонно. – Твое тепло по-настоящему греет. Если бы он тоже мог… мог дать мне хоть мизерную часть того, что даешь ты. Если бы только мог…

Урчание затихло на секунду, и зверь вздохнул протяжно и тоскливо, так что его грудная клетка расширилась до предела, создавая еще больше соприкосновения между нами. Но потом равномерный гипнотизирующий гул возвратился, окончательно усыпляя меня.

На то оно и пробуждение, чтобы беспощадно отнимать у нас краткие сладкие иллюзии, на которые столь щедр сон. И мое возвращение в реальность полностью этому соответствовало. Я ощутила, как сильные, еще недавно желанные до бесконечности руки оглаживали, буквально лепили изгибы моего тела, в котором уже ничего не болело. Как жадные горячие губы и язык оставляли влажные требовательные клейма поцелуев на ребрах и животе, временами срываясь до легких жалящих укусов. Дыхание Грегордиана, рваное, частое, с кратким глухим постаныванием – это отдельная песня его разгорающейся свирепым пламенем похоти, что всегда опьяняла меня до полной невменяемости. Но мои сознание и чувственность, всегда отвечавшие ему однозначной взаимностью без каких-либо особых усилий со стороны деспота, вдруг заледенели, восставая, отвергая его абсолютно. Распахнула глаза и посмотрела на Грегордиана в почти полной темноте спальни. Мне не нужен свет, чтобы воспроизвести каждую мельчайшую черту его лица и тела. Моя душа об них изрезана в клочья, и ей никогда уже не зажить, но сейчас желание оттолкнуть было в тысячу крат сильнее всегдашнего неконтролируемого стремления прижаться как можно ближе, взять все, что есть, невзирая на цену. Мощное бедро вклинилось между моих ног, понуждая раскрыться для Грегордиана, рот алчно впился в мой сосок, обжигающая твердость члена стала тереться об живот, оставляя мокрый след, когда все тело мужчины буквально пошло волнами от всепоглощающей необходимости жестко вторгнуться внутрь меня. Осознала и четко увидела каждый мельчайший нюанс его сокрушительного желания. Еще совсем недавно я бы сама вспыхнула, запылала бы заживо, заражаясь его похотью. Подчиняясь, приветствуя и благословляя ее дикую силу, обращенную именно на меня. Но сейчас весь жар и агрессивная требовательность деспота проходили будто сквозь меня, нигде не задерживаясь, не задевая, не запуская столь неизбежную всегда цепную реакцию, не рождая ни единой ответной искры. Мои соски стали твердыми, кожа так же реагировала на его прикосновения и поцелуи, между ног стало мокро, но я не хотела его! Не сейчас! Не так! Я впилась пальцами в кожу его головы, отталкивая прочь, не сильно, но настойчиво.

– Нет, – прошептала ему, умоляя. – Не надо! Не сейчас!

Но он словно и не заметил моего протеста, втискиваясь между моих бедер, прижимаясь пульсирующей головкой к моим складкам.

– Ты не можешь меня отвергать, – проурчал Грегордиан, легко царапая шею зубами. – Ты так же умираешь от желания. Нуждаешься во мне!

Нуждаюсь, да. Вот только не в таком тебе и не так. Мой разум взбунтовался, не приемля боле извечного компромисса с уступающей перед похотью плотью. Я больше просто не могла подбирать небрежно швыряемые мне крошки, тоскуя по целому.

– Нет! – стала упираться сильнее. Я знала, что мне не победить в этом противостоянии физически, но уже не умоляла, а почти требовала.

– Ты отказываешь мне? – Деспот приподнялся на руках, еще сильнее вжимаясь в меня внизу, почти проникая внутрь. Он даже не злился, а лишь недоумевал.

– Я не хочу, – сдержала желание сказать это агрессивнее. Это и так достаточный вызов для него, который он вряд ли стерпит.

– Не хочешь? – склонил он голову и толкнулся вперед. – Я бы так не сказал.

– Я. Не. Хочу! – повторила, глядя в почти черные в сумраке спальни его глаза.

Не отодвигалась, не боролась, лишь закусила губу, пытаясь не дать политься слезам, когда он сделал один глубокий рывок, потом еще. Он привычно предельно наполнил меня, вызывая невольный всхлип от ошеломительности самого ощущения, но от этого я почувствовала лишь еще большее опустошение. И с каждым новым толчком оно ширилось и расползалось как морозные узоры на стекле, вытесняя все остальные эмоции.

– Ты с ума сходишь по моему члену, – хрипло пробормотал Грегордиан, крутнув бедрами так, что основание члена надавило на клитор. – Ну, давай же, Эдна. Дай мне это ощутить. Сожги нас обоих.

Меня подбросило, но это судорога скорее болезненного унижения, нежели удовольствия, и щеки все же стали мокрыми.