Марина Эльденберт - Заклятые супруги. Темный рассвет

– Жар… жар, жар, жар… она сгорела.

– Ты сейчас говоришь о золотой мгле? Сила хэандаме? – прищурившись, Эльгер шагнул еще ближе, почти коснувшись носками круга.

– Внутренний огонь… внутренний огонь… Она умирала и звала его. Но он не пришел.

– Моего отца? Симона Эльгера, герцога де ла Мера, она звала его?

– Того, кого любила. Любила… не-ет… – голова зомби запрокинулась под неестественным углом. – Она не любила … его… Она любила… другого…

– Кого она любила? Назови имя.

– Ад… Ад… ад повсюду. Он везде, и зде-есь… в этой комнате, только ад. Грустная, грустная, грустная, какая же она грустная… все время говорит о сыне, которого потеряла.

– О чем ты говоришь, демоны тебя раздери?

– Не-ет… я не могу говорить… моя голова взорвется… Месье Лурнье, это чепуха, ваша соседка давно мертва, так же, как и ее пес, он не мог вас покусать.

Анри чувствовал дрожь, расходящуюся по телу. Дрожь от страшных усилий, которые приходилось прилагать жене. Немалого труда стоило оставаться на месте, пальцы до боли сдавили кожу даже сквозь плотную ткань сюртука и рубашки. Тереза запрокинула голову, словно пытаясь вдохнуть полной грудью, текущая с пальцев тьма подрагивала, словно кто-то невидимый играл на этих жутких струнах.

– Эрик, она ускользает, спрашивай быстрее.

Эльгер опустился на одно колено, почти вплотную к покойнице. Сейчас он стоял лицом к лицу с зомби.

– Кого. Любила. Моя. Мать. Назови мне имя, ты, демонова трупятина!

Та тоже подалась вперед. Еще чуть-чуть – и они поцелуются.

– Назови… назови… сам…

А потом зомби затряслась, словно ее насаживали на невидимые колья.

– Пятая половица справа… пятая половица справа… пятая половица справа…

И без сил рухнула лицом в землю.

Эрик выругался. Грязно.

Тереза вздрогнула всем телом, вскинула руку, предупреждая его следующий шаг.

– Не подходи. Пока еще рано. – И Анри замер.

Его трясло так же, как сейчас трясло жену, тем не менее он чувствовал, как закрывается переход между мирами – мертвых и живых. Стих ветер, природа больше не беспокоилась, растревоженная страшной неестественной силой. Больше не было чувства, что вот-вот из-под земли появится армия мертвецов, и загребая ногами, отправится в наступление на ничего не подозревающий спящий город. Черная крошка взметнулась ввысь, вихри магии подхватили обмякшее тело, погружая Джолин туда, откуда она пришла, с негромким стуком захлопнулась крышка гроба. Земля осыпалась, последние полотнища тьмы растаяли в воздухе, глаза Терезы очистились, взгляд стал ясным. Тогда она сама разорвала круг, шагнула к нему и буквально упала на руки – Анри едва успел подхватить, прижимая к себе и согревая.

– Все закончилось, маленькая. Все.

Она раскрыла глаза – с расширенными во всю радужку зрачками, немного безумно посмотрела на него, словно не узнавала. Анри протянул платок, но она покачала головой, вычерчивая на ладони исцеляющий узор сочащейся из глубоко пореза кровью. Рана затянулась на глазах, а Тереза повернулась к Эльгеру. Он так и стоял на одном колене, глядя на раскрытую пасть могилы. Погрузил пальцы в рыхлую землю, словно не мог поверить, что все закончилось.

– Мне очень жаль.

Эрик обернулся, взгляд его пылал злобой: той самой, что спонтанно разгорается в самом сердце безумия.

– Мне не нужна твоя жалость, Леди Смерть. – Голос его дрожал от гнева. – Слышишь?

– Мне жаль, что ты так и не узнал ничего, что может тебе помочь. – Произнесла Тереза негромко. И добавила, обращаясь уже к Анри: – Пойдем.

Он мягко привлек ее к себе, поддерживая. И они вместе зашагали по дорожке, ведущей к воротам.

16

За ночь я так и не сомкнула глаз: ворочалась с боку на бок, а потом, чтобы не разбудить Анри, устроилась на подоконнике и глядела на узенькую мощеную улочку, петлявшую между домами. Гостиный дом, в котором мы остановились, был небольшим и скромным, но нам совсем не хотелось афишировать наше присутствие. Поэтому и выбрали его, тем более что задерживаться в Тевинье не планировали. Сейчас рассветет, позавтракаем внизу и наймем экипаж до Ольвижа. А оттуда на вокзал и сразу домой.

Низкое небо разразилось слезами дождя, пока еще слабого, словно тщетно сдерживаемые рыдания. Я подавила желание прижаться щекой к стеклу, поежилась, но слезать и идти за халатом не хотелось. Поэтому просто подтянула колени к груди, глядя как со скрежетом тащится под окнами повозка молочника. Унылая лошадь едва переставляла ноги – старенькая, как и правящий ей человек.