Морвейн Ветер - Легенда о Гвендолин

Ещё какое-то время я, затаив дыхание, наблюдала за ним и судорожно пыталась сообразить, что мне делать теперь. Потом улыбнулась самой себе – недавнее сновидение подсказало мне выход.

Не выходя из тени, я проскользнула к мужчине и присела на край кровати. Поднесла одну руку к его глазам и, прочертив магический знак, прошептала слова заклятья. Теперь он увидит меня во сне. И как решил бы любой, незнакомый с магией, подумает, что это был вещий сон – завтра, когда встретит меня наяву.

Я отодвинулась от него, разрешив себе ещё лишь мгновение понаблюдать за красивым лицом, а затем решительно распахнула ставни, позволяя свирепому морскому ветру ворваться в спальню, и, на ходу оборачиваясь чайкой, бросилась в окно.

На следующее утро меня разбудили спозаранку – и дали мне на умывание и одевание четверть часа.

На рассвете нужно было, облачившись в парадную мантию, стоять во дворе, среди других таких же подобранных для смотра.

Уже закончив ежедневные процедуры и выбравшись в коридор, я обнаружила, что кроме меня готовятся спускаться Рейчел и Локлин, но никого из парней в коридоре не было.

Они хотя и редко общались между собой, сейчас бурно обсуждали вопрос о том, что их ждёт. Я промолчала, не желая открывать своих тайн.

Все вместе мы спустились на первый этаж, и я увидела, что там уже выстроились около двух десятков учениц – и трое хрупких, похожих на девушек, учеников.

Всё происходившее потом более походило на смотрины невест.

Ворон, снова надевший свою маску, подходил к каждой из нас. Сдвигал назад скрывавшие лицо и волосы покрывала, приподнимал подбородок двумя пальцами и разглядывал, поворачивая так и сяк.

Когда он проходил мимо меня, процедура повторилась с точностью до жеста. Мне показалось, что в глазах Ворона промелькнул огонек – но он двинулся дальше, так и не сказав ничего.

Досмотрев ряд, он молча развернулся и направился к входу в главный корпус.

Сказать, что я была разочарована, значит не сказать ничего. За ночь я успела во всех подробностях вообразить себе жизнь, которая меня ждёт.

– Все свободны, – сказал незнакомый мне магистр, и мы стали разбредаться по своим комнатам – большинство так и не узнали, зачем их звали сюда.

Остаток дня прошёл в унынии. Мне не хотелось ни изучать заклятья, ни читать.

А когда я уже переоделась в ночную сорочку и почти забралась в кровать, в дверь раздался стук. Мне не хотелось открывать. Не хватало ещё раз увидеть Рейчел, Густава или кого-то другого вроде них. Но я всё же подошла и приоткрыла её.

На пороге стояла Фиэра. Она с волнением смотрела на меня.

– Собирайся, – коротко сказала она, – у тебя полчаса. Карета уже ждёт.

На сей раз никто не позаботился о паланкине – хотя нам всё-таки и выделили небольшой, сравнительно скромный, но тогда казавшийся мне весьма добротным экипаж.

Наставницы – Фиэра и ещё одна, по имени Клавдия, – тщательно проследили за тем, чтобы никто не заметил, как я ухожу. Меня закутали в покрывала как в гигантский кокон и, накрыв пологом тишины, вывели в коридор.

Мы спустились вниз и забрались в экипаж. Наставницы ехали вместе со мной. Они сели с двух сторон, так чтобы сквозь окна можно было разглядеть их лица, но не моё.

Я не совсем понимала, зачем такая секретность, хотя только то уже, что мой новый господин носил маску на торжествах, должно было о чём-то говорить.

Невысокие домики без окон и фасадов тянулись по обе стороны от нас. Только плотные навесы укрывали ворота и части дворов.

Солнце закатилось за горизонт, и в разрывы туч проглядывала луна. Тусклый свет её едва освещал небольшой участок пути. Где-то вдалеке волны бились о берег, да постукивали колёса нашего экипажа, но больше не было слышно ничего.

Город, каким я видела его теперь, мало походил на тот город, который я застала в карнавал. Узкие улочки навевали на меня тоску, заставляя вспоминать о доме. Я не скучала по нему. Разве что чуть-чуть. Но куда сильнее была глухая тоска, накатывавшая на меня при мысли о том, что я могу снова вернуться в один из таких домов, растить детей, кричащих целый день, стирать бельё. Одна только мысль о подобной участи душила меня.

Я вспоминала отца – не самого худшего, но и не самого лучшего из отцов. Грубоватого и не взвешенного, когда ему доводилось выпить, доброго и покладистого – когда не было денег на эль.

Вспоминала мать – стройную и крепкую женщину лет пятидесяти, с морщинами, рано поселившимися на лице, с вечно шелушащимися руками.