Елена Самойлова - В тени охотника 1. Перекрестье дорог

Айви покрепче сжала мою ладонь, я шагнула влево – и почувствовала, как по телу разливается неожиданное тепло, шальной жар, который бывает, когда по незнанию хлебнешь крепкой ягодной наливки. Меня наконец-то захватила эта игра, это ощущение праздника, девичьего гадания – к кому меня подведет судьба? Перед кем поставит? Кто мне улыбнется, когда музыка стихнет?

Вторая остановка – я ее и не заметила почти, потому что засмотрелась на яркую, лучащуюся изнутри Айви. Летница улыбалась, венок чуть сполз набок по гладким золотистым волосам, наполовину выскользнувший из-за пояса подол платья почти волочился по земле, шнуровка на груди чуть распустилась. Айви притягивала взгляды, как напоенный нектаром цветок притягивает пчел, и на второй остановке во время краткого затишья она шагнула к стройному, неловко держащему в руках флейту парню и смело надела ему на голову свой венок – тот даже не осмелился возразить, только смотрел на летнюю ши-дани шальными от радости глазами. Повезло сегодня парню, ничего сказать не могу.

Кто-то взял меня за освободившуюся руку, хоровод двинулся в последний раз по кругу – и тут неожиданно костер затрещал, а пламя резко пригнулось к малиновым светящимся углям под порывом невесть откуда налетевшего холодного ветра. Музыка сбилась, где-то сфальшивила скрипка, но потом огонь, будто бы собравшись с силами, загорелся ярче прежнего.

Странное чувство, будто бы треснул тот невидимый кокон спокойствия, то внутренний щит, держать который учат волшебники Одинокой Башни каждого из своих учеников. Учат днем и ночью, год за годом, и когда обремененное Условиями дитя вырастет, оно сумеет тщательно контролировать свои эмоции, а вместе с ними и колдовской дар. Ведь владеть им, управлять им – все равно, что танцевать джигу с наполненной до краев чашей в руках. И нельзя уронить ни капельки, нельзя расплескать драгоценную жидкость, ведь она – твоя суть и сущность, твоя магия и твоя душа. Расплещешь, вычерпаешь до дна – и останется от тебя лишь иссушенная, неспособная к колдовству оболочка, а душа взлетит острокрылой алой птицей со дна чаши и унесется в непостижимые дали, в бесконечность, и уж вряд ли вернется.

Вот и получается, что чем старше становятся ученики Одинокой Башни, тем реже яркие эмоции озаряют их лица. Они реже плачут и реже смеются, зато, когда приходить время колдовать, время сплясать джигу с собственной силой, они не отвлекаются на горечь потери, на месть и слезы, они сосредотачиваются на контроле за собой и собственной силой – и лишь потому способны не расплескать отведенную им Условиями чашу волшебства по сторонам, а собрать ее и нанести один-единственный мощный удар, которого будет достаточно даже каменному великану.

Но сегодня, сейчас, все ускоряющийся хоровод будто бы выдернул меня из искусственно созданной скорлупы спокойствия и отрешенности. Вытащил острокрылую алую птицу моей души на яркий свет, поближе к жарким огненным сполохам большого летнего костра, дал почувствовать его тепло, приятно жалящие искры, чувство единения и принадлежности к этому огромному и одновременно крошечному миру.

Я неслась в общем потоке, почти не чувствуя босыми ступнями нагретой за день теплой земли, слыша лишь отголоски задыхающегося, сбивчивого девичьего смеха. Я почти бежала – и смеялась сама, радуясь легкости и беспечности, затопившей меня изнутри.

Остановка.

Разворот.

Я уткнулась взглядом в грудь человека, стоящего напротив меня – на толстой медной цепочке у него висит круглый резной медальон с гладкой капелькой темного янтаря по центру. Подняла взгляд выше – и вздрогнула, рассмотрев на бледном, незагорелом лице светло-серые, неприятно-холодные с темным кольцом по краю радужки, глаза. Тени от костра причудливо ложились на высокие скулы, выделяя и без того резкие черты, твердый подбородок и едва заметную, чуть снисходительную улыбку, сокрытую в уголках губ. Темные волосы были убраны в простой хвост, за плечом незнакомца я заметила какой-то чехол, похожий на кожаный футляр, в котором обычно носят свои инструменты музыканты. Вот только глядя в явно благородное, невозмутимое лицо мне как-то меньше всего верилось, что этот человек – менестрель, те обычно поприветливее бывают, особенно на праздниках. Больше похож на отпрыска какого-нибудь высокого рода, из любопытства заглянувшего на деревенский праздник, чем на бродячего музыканта.

Я тяжело дышала после танца, волосы выбились из косы, тугими кудряшками щекотали мне лицо и шею, шнуровка платья распустилась, а венок съехал на ухо, прикрывая левый глаз широким резным листом папоротника. Я беззастенчиво таращилась на мужчину перед собой, разглядывала его лицо, одежду, странные, показавшиеся мне дымчатыми глаза, в которых будто клубились грозовые облака, не обращая внимания на добродушный свист и окрики из толпы.