Анна Одувалова: Вьюга в академии

Гостиная – единственное место, где мы могли узнать о том, что творится во внешнем мире. Зеркало в резной раме над камином напоминало обычный и всем знакомый переговорник, только вот связаться по нему было ни с кем нельзя. Зато вечерами оно транслировало новости с Большой земли. Я не вслушивалась в бубнеж миловидной блондинки, которая улыбалась и рассказывала о том, как столица готовится к празднику Зимних Духов.

– Вот ты где! – Лестат показался на лестнице и без проблем выцепил взглядом меня в толпе. Парень был зол и в руках держал початую бутылку с алкоголем, похоже, его не смущало даже то, что в гостиной магистры.

Я ойкнула, подскочила и собиралась бежать, впрочем, понимая, что в этом нет смысла. Не получится. Народ, расположившийся на полу и диванах гостиной, замер в предвкушении, готовясь к зрелищу, но голос ведущей из зеркала на стене заставил замереть всех. Даже Лестата, или особенно его.

«А сейчас к главным новостям. Чрезвычайное происшествие случилось в горах Шамарского хребта. Снегопад, сильнейшая метель и сошедшая с гор лавина заперли в Сармшатской академии магии несколько десятков учеников и магистров. – На экране показали завалы снега, отрезавшие нашу академию от остального мира. – Единственная дорога, ведущая к академии, завалена. Его императорское величество Густав Великолепный собрал совет, чтобы решить, как организовать гуманитарную помощь выжившим. К сожалению, не обошлось без жертв», – продолжила ведущая, и мы все даже подались вперед, потому что сами были не в курсе.

– Вейн… – тихонько пискнула Фиона, видимо вспомнив, как Лестат его искал во время обеда.

Но на экране появилось совсем другое лицо. Сам Лестат.

«Племянник его императорского величества принц Лестат стал первой и, надеемся, последней жертвой стихии. Принц спешил на важное событие – в воскресенье должна была состояться его помолвка с Элисбеттой Роуж – наследной принцессой Лурианы.

– Мы скорбим по нашему сыну, – на экране появился немолодой серьезный мужчина, похожий на повзрослевшую копию Лестата, только с темно-русыми, а не черными волосами. За ним маячила холеная блондинка, которая то и дело прикладывала платочек к уголкам глаз, очевидно, мать. – Но внешнеполитическая ситуация важнее нашей боли, – продолжал он, а картинка сменилась, продемонстрировав расстроенного русоволосого паренька, предлагающего руку девушке, которая была явно старше его. Не красавица, но с горделивой осанкой и надменно вздернутым подбородком. Молодые люди шли по тронному залу по направлению к императору.

– Мой младший сын Николас теперь единственный наследник, и все обязательства брата перешли к нему.

Дальше разговор с академии сместился на помолвку и перспективы. От экрана меня заставил оторваться только звон разбившейся посуды.

Побледневший Лестат забыл про меня, метнул бутылку в стену и, развернувшись на каблуках, кинулся прочь. Кто-то из девчонок бросился за принцем следом, но магистр Алишер покачал головой и отправился сам, а я задумчиво уставилась на экран. Что вообще происходит? Несмотря на то что я была дико зла на Лестата, сейчас мне стало его жалко.

Неужели семья не знала, что он жив? Не может такого быть! А это значит, его просто вычеркнули из этого мира, по сути, стерли, и все для того, чтобы не сорвать важный брак. Заменили одного принца другим, и дело с концом. Как все просто и противно. Когда-то в детстве, прячась под одеялом в общей на двадцать девочек комнате приюта, я думала о том, как здорово быть маленькой принцессой.

Но сегодня очень четко осознала: нет уж, сиротой лучше, честнее. Тебя не могут предать самые близкие люди, просто потому, что у тебя их нет.

Лестат

– Лестат!

Последнее, чего я сейчас хотел, – это разговора по душам с приставленным ко мне магистром. Папочкин протеже бесил с первого курса, но, надо сказать, платили ему не зря. Он меня здорово поддерживал, и со временем мы стали, нет, не друзьями, сложно дружить с тем, кому платят за то, что он приглядывает за тобой. Но к некому консенсусу пришли. Он не стучал на меня родителям, а я не доставлял слишком больших проблем.

Вечеринка на четвертом этаже или бурная интрижка – это не то, что могло доставить проблемы ему или мне. Единственный раз, когда я серьезно облажался, – сейчас. Подозреваю, магистру Алишеру досталось не меньше, чем мне. Только вот вычеркнуть его из жизни отец не смог. Точнее, смог бы, но не стал. В этом не было необходимости. А я, как выяснилось, мешал очень многим.