Юлия Чернявская - Да здравствует королева!

Когда он был готов, то, прежде чем, наконец, отправиться во дворец, вызвал дворецкого.

– Что нового в столице, Пьетро? – поправляя траурную ленту на мундире, поинтересовался он.

– Если господина интересуют обычные новости, то ничего примечательного я не могу сообщить, – как всегда с незначительного начал он. – Однако если вас интересует, о чем начались разговоры после кончины нашего монарха, да простит Созидательница его прегрешения, то тут много разного говорят.

– И о чем же говорят в народе?

– Разное говорят, милорд, – Пьетро посмотрел на вазу, потом перевел взгляд за окно. – Уж не прогневайтесь, но все больше народ за юную королеву выступает. Говорят, если вы попытаетесь выступить против нее, то столица встанет на ее сторону.

– И чем же она их так привлекает, – Филипп постарался, чтобы в вопросе не было никаких иных интонаций, кроме легкого интереса. Не пристало выдавать слугам истинные эмоции, пусть дворецкий всегда легко догадывался о них.

– Их привлекает ее скромность, отзывчивость, доброта, – словно обеденное меню перечислил дворецкий качества девушки. – Анна Виктория с четырнадцати лет помогала двум домам сирот да по мере возможности оказывала помощь семьям, оставшимся без кормильцев. Кроме того, она выдала средства на восстановление дома призрения и двух соседних строений после пожара, а также регулярно перечисляла деньги на столовую для бедняков. Многие семьи пусть раз, но получали от нее хоть что-то, когда приключалась нужда. Люди ждут, что после ее восшествия на трон их положение улучшится.

– Благодарю, Пьетро, можешь идти.

Когда дворецкий вышел, Филипп в ярости забегал по кабинету. Пока он был на границе, эта девчонка не теряла зря времени. Разумеется, чернь будет стоять за свою благодетельницу. Вот только она забыла о другом, куда более важном факторе. За ним, графом Эстеритен, стоит гвардия, готовая поддержать его требования на трон. Это не регулярные войска, а элита. Значит, надо напомнить ей об этом. И посмотреть, как она будет изворачиваться. А еще есть дворяне, которые будут не довольны новой королевой. И у них есть своя сила, с которой необходимо считаться.

Но тут новая мысль поразила его. Он не может сейчас использовать войска. Население столицы и ее окрестностей в большинстве своем поддержат королеву, а не его. Нет, разумеется, будут те, кому правление блаженной девчонки придется не по душе, но их не так много. А большинство предпочтет затаиться и выждать, присоединившись к той стороне, которая гарантированно окажется победителем. При этом не стоит забывать о королевской страже – истинной военной элите их страны. Занять столицу за один день не получится. А потом новости начнут распространяться по стране, и кто знает, чью сторону займут крестьяне и горожане, не довольные налоговым гнетом. Но обязательно они вступятся за местную власть, которая поддержит его, графа. Куда более вероятно, что они выступят на стороне этой девчонки. А это означает одно – гражданскую войну. Чем, несомненно, воспользуются соседи, чтобы получить как можно больше. Разумеется, потом они перегрызутся между собой из-за особо лакомых кусков, только Дельменгорсту будет уже все равно.

Филипп со всей силы ударил кулаком по стене, чтобы потом, сдавленно шепча проклятья сквозь стиснутые зубы затрясти, ею в воздухе. Тот факт, что он несколько лет провел на границе, не пуская дальше нескольких лиг кочевников и захватчиков из Вастилианы, ничего не значит для жителей столицы и северных провинций. Да для них он обыкновенный солдафон, способный махать палашом и требовать из казны средства на укрепления, усиление. А еще забирать последних кормильцев семей в рекруты. Новый удар обрушился на этот раз на ни в чем не повинное кресло.

Что ж, начало битвы он проиграл. Но все еще впереди. Филипп вышел из кабинета и бросил взгляд в зеркало – оттуда на него смотрел бравый гвардеец в форме полкового командира с траурной лентой через плечо. Под глазами залегли складки – беспокойные недели на границе и два бессонных дня давали о себе знать. Бронзовый загар подчеркивал белизну камзола, синие манжеты и ворот которого были расшиты золотом. Через плечо переброшена черная лента. На лице выражение усталости и скорби, и только в глубине синих глаз затаилась ярость.

В руке темно-синяя треуголка с белоснежным пером и, как завершающая деталь – шпага в кожаных ножнах. Можно было бы взять что-то более дорогое и подходящее внешнему виду и приличиям, но мужчине откровенно не хотелось искать церемониальное оружие, которым он не пользовался уже много лет. Разумеется, Пьетро знал, где храниться шпага в ножнах из дорогих пород дерева и кости морского зверя, с инкрустированной драгоценными камнями рукоятью. Явно где-то под замком. Вот только испытанный в бою клинок был привычней дорогостоящей игрушки. У крыльца графа уже ждал его конь, немного отдохнувший после долгой дороги и заметно повеселевший. Филипп вскочил в седло и, едва тронув коня шпорами, направился во дворец.