Юлия Цыпленкова - Тонкий лёд

А теперь Артиан стал совсем взрослым, и уже он успокаивал меня и наших сестер, когда мы были чем-то огорчены. При мысли о брате сердце болезненно сжалось. Он был в том возрасте, когда молодые люди увлекаются, делают глупости, влюбляются, наслаждаются прелестями жизни, женятся. Артиан же почти нигде не бывал, стыдясь нашей бедности. Выбирался из поместья только по надобности и спешил назад, как только дела были завершены. Даже одежду он носил папенькину, потому что пошить молодому агнару новых костюмов было не на что. Насмешки и злые ухмылки злили Артиана до невозможности, но он был вынужден держаться, чтобы не стать еще большим посмешищем.

Что до моих сестер, то они пока были слишком малы, чтобы до конца понять свое плачевное будущее. Когда папенька смотрел на близнецов, на его лице было написано уныние. Девочки росли, донашивали мои платья, беззаботно играли и веселились, но что ждет их, когда придет пора выходить замуж? Ничего хорошего. Еще две бесприданницы, которые никому не будут нужны. Впрочем, если я оставалась рядом с папенькой, исполняя по дому обязанности маменьки, почившей от сильной простуды еще пять лет назад, то мои сестры смогут наняться компаньонками в более обеспеченные семьи, или же пойти преподавать в школу для дочерей бедняков. И возможно, судьба подарит им супругов и более счастливую жизнь. Впрочем, теперь у нашей семьи появилась надежда в лице диара Данбьергского. Коли папенька так радуется, должно быть, у него есть определенные надежды. И раз уж я могу помочь своему семейству выгодным замужеством, то не стоит раздумывать, нужно покорно принять свой жребий и выйти замуж за человека, для которого навсегда останусь всего лишь купленной им вещью.

– Как же все это досадно и унизительно, – скривилась я.

Однако совсем безропотно принять свою участь никак не выходило. Меня пугал этот брак и больше всего непониманием, что движет выбором диара. Но я могла предположить, что он желает иметь скромную послушную супругу, которая будет чувствовать себя благодарной уже за то, что ее выбрал сам хозяин диарата. Что же, если это так, то я могу поклясться, что буду до конца жизни благодарной ему, если наш брак, действительно, поможет моим родным выбраться из той ямы, в которой мы находимся по вине моего деда. Если диар пожелает, чтобы ценой благодарности стало мое малое участие в его жизни, то я приму и это. Мать Покровительница, да я с превеликим удовольствием сведу наши встречи с супругом к минимуму и постараюсь не тревожить его покоя. Если диар искал неприхотливую жену, то и тут я не подведу его. Мне ли иметь капризы, о чем-то просить или укорять? Я стану маленькой мышкой, лишь бы не видеть надменного лица и не чувствовать на себе равнодушный взгляд Аристана Альдиса.

Передернув плечами, я поспешила к своему брату, чтобы рассказать ему новости. Разумеется, Артиан не станет меня отговаривать. Как бы младший агнар Берлуэн ни любил меня, он слишком разумен и слишком устал от постоянных насмешек глупых и заносчивых сверстников, не упускающих случая уколоть бедствующего дворянина. Порой мне даже хотелось, чтобы Богиня наказала острословов, послав им те же испытания, через какие приходится проходить моему брату.

Моя душа кипела от гнева, когда я думала о злых людях, лишенных сочувствия к ближнему. И ведь семьи тех, кто смеет издеваться над нами, известны, как добропорядочные воспитанные люди. Так неужели их души настолько черны, что ради того, чтобы снискать чье-то уважение, они будут дарить старую одежду беднякам, жертвовать деньги приютам, но не смогут удержаться, чтобы просто не заметить менее удачливых собратьев? Отчего бы им не отвернуться, когда Артиан или мой отец проходят мимо? Зачем смотреть им вслед, осыпая градом низких острот? К чему их яд?

От этих мыслей исчез страх перед будущим супружеством, и я почувствовала себя уверенней, подумав, что даже если диар просто отделается некоторой суммой, которую даст старшему агнару Берлуэну, то я сама попрошу у него вместо свадебного подарка жениха невесте, чтобы д’агнар Альдис пристроил моего брата на хорошую должность. И это станет моей единственной просьбой за всю нашу совместную жизнь.

Постепенно я окончательно успокоилась, найдя несомненные плюсы в выборе диара, а о странности этого выбора решила, что думать не буду. Как не буду вспоминать о холодном взгляде. Пусть он будет равнодушен, лишь бы не стал брезглив. Пожалуй, это выдержать было бы сложно. Равнодушие – это покой, брезгливость – унижение. Я и так чувствовала себя купленным товаром, к тому же меня не оставляла мысль, что стала выбором без выбора.