Дарья Кузнецова - Янтарь в болоте

– Ну вот и добралися с Матушкиного благословения, – сообщил Вяткин. – Вещи ваши скоро принесут, а тут все готовенько – и перина пуховая, и всяко-разно, что душеньке угодно. А прислужницу вашу я к остальным сенным определю, неча ей…

– Я хочу, чтобы она со мной осталась, – опомнилась Алёна, когда Стеша из-за спины боярина замахала руками и сделала ей страшные глаза.

– Да на кой она вам? – опешил ключник – не то само возражение озадачило, не то открывшийся вдруг у княжны дар речи.

– Я к ней привыкла, она и расторопная, и умница!

– Да наши сенные лучше, зачем эту деревенщину-то рябую?

Степанида за спиной боярина опять сделала страшные глаза, скрестила руки на груди, показательно нахмурилась и изобразила, будто топает ногой.

– Я так хочу! – резко заявила Алёна, сообразив, что ей подсказывают. – Рябая, да знакомая!

Не то командный голос помог, не то капризные нотки, но на боярина подействовало, он почти перестал спорить, только спросил неуверенно:

– Но куда ж ее тут?..

Что Стеша подсказывала теперь, Алёна не поняла, пришлось той самой вмешаться.

– Благодарю вас, ваша милость, за ласку, за заботу, – залебезила она, выскользнув из-за плеча ключника и кланяясь в пол. – Да не извольте волноваться, я непривередливая, я вот тут, в светелке на скамье, зато при княженке нашей. Совсем она одна осталась, в целом свете сирота. – Степанида шмыгнула носом, даже пустила слезу, отчего Вяткин неожиданно растерялся, смешался и поспешил распрощаться, пообещав, что сейчас принесут еды, – отобедать княгиня изволила раньше, ужин еще не скоро.

Трапезы с княгиней были не столько обязанностью, сколько привилегией, это еще старуха Краснова рассказывала. Никто не запрещал вообще их не посещать, и некоторые так и делали – например, те, кто предпочитал жить своей семьей в отдельных больших покоях. Таких было немного, в основном из служивых дворян, а кто породовитей и побогаче – предпочитали свои столичные дома. Но само их существование Алёну немного приободрило.

Ей странен и неприятен был этот обычай, когда для женщин и мужчин строились отдельные терема, и ладно сам великий князь, но многие из живших здесь бояр следовали примеру, когда муж к жене только изредка заглядывал. Какая радость замуж выходить, коли муж противен, чужой человек, неприятный и совсем не любый? А жениться зачем, если с души воротит?

– Ух! Я уж думала, сейчас меня и отошлют! – проворчала Стеша. – Ты ворон-то не лови, стоит как телок на веревочке!

– Мне княгиня четыре дня о том говорила, что молчать надо и рта лишний раз не раскрывать, – недовольно возразила Алёна, которая уже понимала, что слепо следовать науке бабки не стоило, но еще не могла сообразить, как нужно держаться.

– Так молчать-то с умом! – смягчилась рыжая. – При князе, при молодцах, при княгине. А если бы он сундуки нести отказался, тоже смолчала бы? Все, иди-ка умывайся и запрись обязательно!

– Зачем?

– Любопытствующие сейчас потянутся, – заявила она и бросила вслед: – Косу намочить не забудь! Сушить-то ее некому, помни, вдруг кто внимание обратит? На мелочи погореть легче легкого.

Степанида оказалась права. Пока Алёна с удовольствием плескалась в теплой воде, обернув косу вокруг головы и подвязав платком – вроде дорога не длинная, а все равно утомила, – слышала, как рыжая с кем-то ругалась. Потом дергали ручку, но задвижка оказалась крепкой, а потом Стеша вытолкала незваную гостью взашей. Кажется, силой.

Тишина воцарилась через четверть часа, и только тогда алатырница выглянула из мыльни. Помощница сидела на краю постели, беспечно болтала ногами и грызла большое румяное яблоко. Рядом был разложен богатый синий сарафан, рубашка к нему и исподнее. Сама девушка тоже успела переодеться в скромный зеленый сарафан и рубашку получше, башмачки достала – и уже как будто не деревенская девица, а городская, отличимая от прочих дворцовых слуг разве только веснушками.

– Что тут за побоище было? – спросила Алёна, на ходу обтираясь льняным отрезом.

– Родня твоя познакомиться желала, – хмыкнула Степанида. – И я думаю – за косу оттаскать. В лучшем случае.

– И мне в такой момент опять нельзя силу применять? – опешила алатырница.

– Силу – можно, чародейскую – нет. Ты ж из рода пластунов, нешто с бабой буйной не справишься? Одевайся, пойдем есть, там запахи такие – не могу, аж живот подводит. Видишь, дверь закрыла, тебя жду.

– А что за баба-то?

– Тетка твоя, князя покойного старшая сестра Лизавета. Вздорная, спесивая, самолюбивая. Не столько сынок ее, сколько она сама могла братца к предкам отправить. Но по мне – глуповата, не смогла бы все так ловко провернуть, только при большой удаче, а я в такие чудеса не верю.