После бала, уже заполночь, мы отправились в городской дом отца, совсем небольшой, на три спальни, в одной из которых жила постоянная прислуга. Ни к чему нам держать большой дом в столице, если выезжаем мы семьей не чаще двух-трех раз в год. Отец, конечно, бывает при дворе гораздо чаще, но мачеха не любит столицу, ощущая себя там простолюдинкой, а не кнессой.
Чуть позже к нам приехал Таман.
Отец был в возрасте, когда балы крайне утомляют, едва не уснул в карете, а уж в доме сразу поднялся в свою спальню и боле не выходил. Во мне же жило еще возбуждение юности. Ноги гудели, голова кружилась.
Испытывала ли я после такое же счастье? Это была, пожалуй, та самая ночь, когда во мне проснулось женское естество, когда я ощутила себя красивой, живой.
Таман, наверное, и сам не понимал, зачем заявился к нам среди ночи, зачем стоит на крыльце, куда я вышла его встретить, не захотев беспокоить наших слуг. Он говорил что-то про коня, которого обязательно подарит мне, про бал, про степь, я не слушала, меня трясло от предвкушения чего-то нового, что перевернет мою жизнь. Заметив, что я дрожу в тонком шелковом халате (а ведь ночь была теплой, как никогда), он снял с себя жилетку, надел на меня и больше не отпускал. У него были горячие жадные губы и горячие очень бережные руки. Он не позволил себе ни единого лишнего движения, но с такими поцелуями это было и не нужно. Позови он меня с собой в ту ночь – я бы села с ним на коня и уехала не раздумывая.
Но степняк был благороден, он меня отпустил, пообещав просить моей руки у отца – завтра, нет, уже сегодня.
Мы уехали поздно утром. Виделся ли Таман с отцом, нет ли – я тогда так и не узнала. У нас он после этого не появлялся довольно долго.
Что и говорить, воспоминания волнительные, приятные. Первый поцелуй на всю жизнь запоминается, а как Таман меня боле не целовал никто.
Я даже сейчас губы тру, чтобы стереть память его поцелуев.
На лестнице раздался топот бегущих ног. Славка еще сущий ребенок – ходить так и не научилась, всё бегает. Не при матери, конечно. При матери она старается сдерживаться. При мне можно. Я ее полюбила в тот момент, когда увидела, как она, совсем малышка, бежит, спотыкаясь за кошкой. Она и в детстве постоянно бегала, и сейчас не изменилась.
– Милка! – распахнула она дверь в горницу. – Мила! Тебя отец зовет!
– Иду, Слава, – поднялась я с пола. – Только шаль накину.
– А что ты тут сидишь? – с любопытством спросила сестренка. – Одна, да в темноте? Хоть бы завеси раскрыла или свечи зажгла!
– Приданое смотрела, Слав, – пояснила я. – Не завелась ли моль, не нужно ли проветрить.
– Прида-а-ано-о-ое? – протянула Святослава. – А зачем?
– Замуж собираюсь, – серьезно ответила я. – Сейчас отец мне жениха скажет.
– Откуда знаешь? – поразилась Славка.
– Вода поведала, – пошутила я.
От бабки мне достался водный дар. Или от отца. Отец знатный водник.
У меня дар точь-в-точь как у его матери – средненький. С водой разговаривать умею, заговоры плести, колодец скажу где строить, дождь позову.
Славка мне страшно завидует. И то сказать, ее огненный дар никому не интересен. Ну кроме как огонь в очаге зажечь или свечи.
От воды пользы в хозяйстве намного больше.
Вот и сейчас Славка обиженно поджала губы. Глупая, не понимает, что чем сильнее и полезнее дар, тем больше спрос с его обладателя. Для женщин сила скорее недостаток. Все равно много не расколдуешься, а силу выплескивать надо, иначе с ума сойдешь.
Впрочем и тут у меня преимущество: воды кругом куда больше, чем огня, и безопаснее она.
Вот всё Славку за бег по лестнице ругаю, а сама туда же, бегом вниз. Батюшку лучше не раздражать без причины, да и имя жениха узнать очень хочется.
Одного прошу, богиня: только не Таман!
Пред дверями проверила себя, всё ли в порядке, не мята ли юбка, не растрепались ли косы, и зашла не без робости. Батюшка ко мне обычно суров, это Славке он всё прощает, а мне обязательно выскажет, коли я его огорчу.
– Милослава, дочка, проходи, – сказал кнес.
Сидел он не за столом, а в своем любимом кресле, стало быть, беседа будет не деловая, а семейная, мирная.
Прошла, села у ног его, на мягкую табуреточку. Такова наша с ним традиция, и мне, и ему привычная. Славка обычно в такое же кресло садится, а то и вовсе на подлокотник рядом с отцом.
Мне подобная близость немыслима, отец всегда от меня на отдалении был, еще тогда, после смерти матери, отослав меня с нянькой с глаз долой. Да и позже вниманием и лаской он меня не баловал.
Читать дальше