Матильда Аваланж - Хочу твою невинность

Просто отключившись от мыслей о ней и от остальных не особо радужных мыслей, Аврора пела еще около часа, чтобы в конце выступления сорвать не просто аплодисменты, а овации, еще более бурные, нежели те, что посетители кабаре подарили ей после баллады про сделку влюбленного парня с дьяволом. Сполна насладившись обожанием публики и ответив ей чарующей улыбкой, Рори покинула сцену со странным ощущением, будто только что разгрузила целый вагон с маленькими пушистыми котятами. Это была усталость и особенное, ни с чем не сравнимое наслаждение.

Но Бригита Франсон не была Бригитой Франсон, если б, подобно кровожадному упырю, не набросилась на Рори прямо перед дверью гримерки.

– Моя милая, ты была великолепна! Такой успех! Господин Мадсен в восторге от тебя! Ты только посмотри, какую прелесть он тебе прислал!

В этот момент выяснилось, что к приемной матушке прилагался некий тип с огромной охапкой роз. Розы были кроваво-красными, а взгляд типа добродушно-заискивающим.

– Господин Оберг – доверенное лицо сенатора, – лучась от счастья, проговорила Бригита. – Но это еще не все, Аврора! Господин Мадсен…

– Господин Мадсен восхищен вашим голосом, который может сравниться лишь с вашей красотой, мисс Франсон, – бесцеремонно перебил помощник сенатора, даже не взглянув на приемную мать. – И он хотел бы выразить вам свой восторг лично.

– Прошу простить меня, но боюсь, сейчас я не в том состоянии, чтобы оценить выказанную мне господином Мадсен честь, – стараясь, чтобы голос звучал вежливо, проговорила Рори. – Передайте от меня ему огромное спасибо за эти розы. Они очень красивы!

– Ах, извините ее, господин Оберг, просто моя дочь немного устала! – ослепительно улыбнулась Бригита. – Само собой разумеется, сейчас она придет! Можете так и передать господину Мадсену!

И с низким поклоном поспешила скрыться в гримерке, куда минутой раньше вошла Аврора.

– А сейчас ты пойдешь к сенатору и будешь с ним любезной! – поговорила приемная мать и в ее голосе, до этого таком сладком и обволакивающем, зазвучала сталь.

Аврора молчала, пытаясь открепить крылья от своего белого платья.

– Аврора! Ты оглохла, Аврора? Ты заставляешь господина Мадсена ждать! Аврора!

Навязчивое повторение своего имени действовало на нервы. Она понимала, что мать не отстанет, как понимала и то, что возражать ей бесполезно.

– Нет! – воскликнула Рори, справившись с треклятыми крыльями и швырнув их на софу.

– Что ты сказала, хамка? – прошипела мадам Франсон. – Забыла, на каких условиях мы тебя удочерили? Забыла, что обещала слушаться? Делать все, что велят? Или хочешь к своему настоящему папочке?

В горле встал ком, который Аврора никак не могла проглотить.

– Нет… – выдохнула Рори и ее нежный ангельский голос прозвучал хрипло и грубо, как у глубоко простуженной.

Видя, что бунт подавлен в зародыше и ее воле ничто не угрожает, Бригита поспешила надеть маску заботливой и чуткой матери.

– Моя милая, девочка, ангел, мы сейчас в слишком бедственном положении, и, боюсь, скоро все станет еще хуже! – ласково пропела Бригита, заботливо поправляя якобы выбившуюся из прически Авроры прядь. – И это не говоря о нашем долге господину Фальку! Надеюсь, ты помнишь, что именно на его деньги мы смогли купить уютный и комфортабельный дом, в котором живем? Содержать его стоит немалых средств, а в прошлом месяце господин мэр поднял налог на недвижимость! Ну пойми, кошечка, у нас нет иного выхода!

Аврора понимала. Поэтому, ни слова не говоря, вышла за дверь. В коридоре она столкнулась с Питом Фальком, ожидая, что он выскажет ей из-за неправильно подобранного репертуара, но Фальк промолчал, мазнув по ней долгим взглядом, как ушатом ледяной воды окатил.

Да, когда-то она поступила очень глупо, и поэтому сейчас у нее нет выхода. Она обязана подчиниться. Обязана, на веки вечные теперь обязана…

– Счастлив лицезреть твою неземную красоту, душенька! Вблизи ты еще красивее! – сразу перейдя на панибратское «ты», проговорил господин Мадсен и приложился мокрыми губами к ее руке. – Хочешь чего-нибудь выпить? Шампанское? Вино? Или что-то покрепче? Такое шикарное выступление не грех и отметить!

Гельмут Мадсен был крупным, уже немолодым усатым мужчиной лет под шестьдесят с объемным брюшком и внушительной лысиной, нелепо прикрытой тремя зачёсанными набок прядями волос. Но особого внимания заслуживало облачение сенатора: алый бархатный пиджак, в изобилии украшенный золотым шитьем, золотистый шейный платок и бордовая рубашка, узкий воротничок которой туго обхватывал его морщинистую шею. Он благодушно улыбался, но маленькие хитрые глаза так и ощупывали все изгибы тела Рори, как будто он хотел представить, какая она там, под платьем…